Хребты Саянские. Книга 3: Пробитое пулями знамя

— Что, барышня, не хватает силенки? — засмеялся пожилой седоусый рабочий, которого она толкнула локтем в бок, чтобы протиснуться хотя на вершок. — Зря стараешься. Поворачивай-ка с нами вместе, да песню подтягивай. Знаешь слова?

По-отцовски обнял ее за плечи и повел рядом с собой. Он пел хриповато. И замолкал, когда надо было взять высокую ноту, но петь с ним вместе Вере было очень легко.

Люди вышли из лога и стали подниматься на открытую елань.

Вдруг передние остановились, попятились, началось замешательство. Песня оборвалась. Редкой цепью, но широко перегородив елань, навстречу рабочим двигались жандармы, перемешанные с полицейскими, и вороненые стволы револьверов холодно поблескивали у них в руках. Вдали, на дороге, видна была пролетка с сидящим в ней Киреевым. Жандармы приближались.

— Братцы! — крикнули сзади. — А здеся казаки!

И действительно, оттуда, полукружьем охватывая рабочих с боков, рысцой наезжала казачья полусотня. Заломив на затылок фуражку и горяча шпорами своего буланого коня, Ошаров заорал:

— Р-разой-дись! — и скверно выругался.

— Куда же разойдешься? — спокойно ответили ему рабочие из ближних рядов. — И так мы все по домам идем.

Но есаул ничего не слушал, гарцевал, наезжая прямо на людей, и выкрикивал еще исступленнее:

— Р-раз-зой-дись! Ми-го-ом!..

Задрал коня на дыбы и скомандовал казакам:

— Шашки наголо!

Светлыми льдинками заблестели клинки. Всем сразу стало еще теснее. Раздались нервные возгласы:

— Передние, чего стали? Идите скорее!

Но оттуда ответили:

— Куда пойдешь? Жандармы не пускают, дорогу закрыли.

Седоусый рабочий отпустил Верины плечи, полез в боковой карман пиджака, вытащил «бульдог», пальцем покрутил барабан.

— Ну, барышня, давай забивайся в середку куда-нибудь. Эти пьяные рожи тут могут делов наделать.

Вера почувствовала, как у нее сызнова сильно заколотилось сердце. Но теперь не страх овладел ею, а внезапно вспыхнувшая ярость, протест против насилия, неодолимое желание разорвать, разметать это охватившее плотно народ, дышащее угрозами живое кольцо. Сразу все вокруг стало каким-то необычайно ясным и различимым, будто она поднялась и на крыльях полетела над еланью, так, как ей недавно казалось, летел Савва. И почему-то перед нею расступились люди, и она очутилась у самых сверкающих холодом шашек. Вере померещилось, что она видит на них чью-то невытертую высохшую кровь и даже различает запах остро отточенной стали. И это ощущение нешуточной опасности, от которой уходить всегда хуже, чем идти ей навстречу, толкнуло девушку вперед. Она сдернула с плеч сбившуюся косынку и махнула ею перед лошадиной мордой. Лошадь метнулась вбок. Вера стегнула косынкой прямо по глазам другого коня, заставив отпрянуть и этого. Быстро прошла в образовавшуюся брешь, и следом за нею хлынули рабочие, все шире раздвигая проход среди конных казаков. Ошаров успел заметить это. Мотаясь в седле, он поскакал наперерез прорвавшимся.

— Бей их шашками плашмя! Загоняй обратно!

Казаки не поняли его команды и врезались прямо в середину толпы. Люди бросились кто куда. Падали и сшибали друг друга. Шашки взлетали и опускались на головы, на плечи, на спины бегущих, раня даже при ударах плашмя.

На дороге попадались круглые обкатанные камни. Они полетели в казаков. Рабочие не решались пустить в ход оружие, чтобы не вызвать ответный огонь. Те, у которых были с собой палки, дубинки, стали спинами друг к другу и, не подпуская к себе казаков, выкрикивали:

— Долой самодержавие!

— Долой его поганое войско!

Теперь все перемешались — и конные, и пешие. Рабочие стремились уйти от драки, прорваться, рассыпаться по елани. Но там их все равно настигали верховые казаки и хлестали нагайками до тех пор, пока люди не падали на землю. Ошаров в восторге носился по полю из конца в конец, крутил над головой тонкой плетью.

— Бей! Бей сплеча! Хлещи их по чем попало!

Киреев, стоя на ногах в своей пролетке, издали наблюдал за свалкой. Толпа постепенно дробилась на отдельные островки, и они, точно плывущие льдины, все дальше отодвигались один от другого и шире расходились по елани. Полиции и казакам гоняться за каждым человеком стало труднее, и они бросались теперь только туда, где видели большие группы рабочих.

Веру затерли в гущу толпы. Мимо проносились верховые, прокашивая шашками дорогу и оставляя позади себя крики и стоны. Иногда оберегая девушку от удара, вдруг кто-нибудь из рабочих отбрасывал ее в сторону. Вера не замечала ничего. Хватала с земли камни, палки и бросала их в блеск сверкающих шашек, во вспененные лошадиные морды. Руки сами делали эту тяжелую работу, а в голове у Веры была лишь одна тревожная мысль: «Где Савва? Почему я его ни разу не видела? Что с ним?»

Потом, когда толпа вокруг нее начала редеть, стих топот и гик верховых — они все ускакали куда-то в другой конец елани, — Вера перевела дыхание и огляделась. Рабочие дрались один на один с пешими жандармами и полицейскими. А те стремились кого-нибудь захватить, увести с собой. Если это им удавалось, на выручку товарищу тут же бросалось несколько человек, и тогда снова вскипала короткая и злая схватка.