Хребты Саянские. Книга 3: Пробитое пулями знамя

— Извините, Алексей Антонович. К вам неотложное Дело. Даже два. Первое передал Савва Трубачев, что химией своей вы можете больше не заниматься. У солдат удалось достать настоящие — не смыслю в военном деле — метательные снаряды…

— Если это требование, я прекращу свою «химию», опуская глаза в пол, сказал Алексей Антонович. — а если только пожелание — буду продолжать. Мне это нравится, а запас никому не помешает.

Иван Герасимович потрогал свои усы.

— Это пожелание, Алексей Антонович, только пожелание. — Он стеснительно посмотрел на Ольгу Петровну. — Но основное дело к вам у меня, собственно, второе. И мне неприятно о нем говорить при Ольге Петровне.

— Я могу уйти…

— От мамы у меня секретов нет, — поспешил Алексей Антонович.

— Оно не секретное, но не для дамского слуха, — умоляюще проговорил фельдшер.

— Дорогой вы мой! — рассмеялся Алексей Антонович. — Тогда раздевайтесь и пойдемте ко мне.

Они прошли в комнату Алексея Антоновича. Не садясь, старик тронул Мирвольского за рукав.

— Исчезнувший на прошлой неделе рубахинский богач Петр Сиренев отыскался.

— Где? — без всякого интереса спросил Алексей Антонович.

— В полынье. Случайно обнаружили женщины.

— Фу!

— Труп доставили к нам в больницу для вскрытия. Баранов бушует, как Дарьял. По его приказанию и пришел я за вами.

— Конечно, всегда неприятно анатомировать, а этого в особенности. Но это наша обязанность, Иван Герасимович. Я сейчас соберусь.

— Видите ли, Алексей Антонович, я предварительно осмотрел труп. На нем несомненные следы насильственной смерти.

— Ну, так и запишем, — пожал плечами Мирвольский. — Врачи констатируют только факты.

— Да… но повреждения на теле Сиренева есть и такие, что в точности напоминают виденные нами у Порфирия Гавриловича Коронотова…

Алексей Антонович отступил, испуганно взглянул на старика.

— Тогда… Неужели?..

— Я успел сбегать к Порфирию Гавриловичу. Он мне все рассказал… Произошла борьба на берегу. Они оба упали с обрыва на лед. Сирецев подло столкнул Порфирия Гавриловича в реку. И тогда, понимаете… Порфирий Гаврилович все же выбрался — и… новая схватка… Вот конец…

— Это ужасно, — проговорил Мирвольский. — Если откроется истина, Баранов жестоко отомстит за зятя.

— Есть выход, — заглядывая в лицо Мирвольскому, сказал Иван Герасимович.

— Какой выход?

— Нам с вами ложно свидетельствовать… Нарушить врачебную этику.

— Врачебную этику?

— Да, конечно, — твердо сказал Иван Герасимович. — В данном случае это наша прямая обязанность.

— Безусловно… Безусловно! — воскликнул Алексей Антонович. — Как это не пришло мне в голову самому?

И он стал торопливо одеваться, думая, насколько несовершенным до сих пор было его понимание врачебной этики.

13

Баранов бушевал. Неделя с лишком безвестного исчезновения зятя копила в нем ярость, как копит силу брага в замкнутом бочонке. Теперь в его настроении сошлось все воедино.

И подавленность, страх перед тем. что в революцию убивают не только мужиков, подобно Еремею. или рабочих, как стрелочника Кузьму, или. наконец, министров, вроде фон Плеве, но и людей, кровно близких ему, Баранову. Революция показала ему не только прокламации, красные флаги и стиснутые кулаки, она поставила в его дом гроб: «Зри, это и тебя ожидает!»

И желание отплатить за смерть зятя всей мерой жестокости, какая в его, Баранова, возможностях. И боязнь, что всякие его действия тотчас же вызовут ответные действия революционеров. И сомнения, точно ли революционерами убит Петр. Уехал он от него изрядно пьяный.

А Мирвольский отрицает насильственную смерть. Может, просто черт занес Петра в реку? И тревога за дочь. Последние недели ходит, пора рожать. Как это все на ней отзовется? И даже какое-то сосущее чувство приятности. Другой родни у Петра нет, стало быть полной наследницей и продолжательницей становится Анастасия. Как французы кричали:, «Король скончался, да здравствует король!» Женщине трудно с таким сложным хозяйством справляться — вот уж пер, ей-богу, зятек, как гриб-дождевик, во все стороны сразу. Сговориться с Анастасией — и деревенское хозяйство, мельницы, разную мелочь, все это к черту! А вырученный капитал загнать только в одно крупное лесопильное дело. Тем более, что он, Баранов, сам это дело Петру мало не довел до конца. Теперь, уже для себя, он доведет его быстро. Только жалованьем, взятками и доходами от недвижимости нынче широко не поживешь. А каждый сморкач, хвост собачий, кто в промышленность деньги вкладывает, глядишь, через год-другой и вознесся. В промышленности напересек Петру все Василев становился… Ну, это черта с два! Взяться как следует — и этого отпихнуть можно. Старая дружба?.. Дружба, конечно, дружбой, а табачок врозь! Теперь такое время, да и положение изменилось.

Вот это все вместе взятое неудержимо и гоняло Баранова из угла в угол по кабинету. Он поминутно вызывал делопроизводителя и требовал, чтобы тот ему подал то крепкого чая, то водки.