Хребты Саянские. Книга 3: Пробитое пулями знамя

Лебедев не стал сразу задираться, хотя ему страшно хотелось оборвать слащавые излияния Буткина. Он спокойно спросил, почему не видит Гутовского; он приехал не вообще в Союзный комитет, а для личной встречи с ним. Буткин с особой торопливостью ответил: Гутовского в Томске нет, когда вернется — неизвестно, а его сейчас заменяет он, Буткин, и если личной встречи с Гутовским Лебедев ищет по партийным делам, поговорить им, может быть все-таки следовало…

— Хорошо, — сказал Лебедев. — Вы даете честное слово, что Гутовского в Томске нет и ждать его бесполезно?

Буткин обиженно отшатнулся.

— Лебедев!.. — Но тут же состроил на лице улыбку, означавшую, что он прощает даже такое оскорбление. — Я понимаю… Даю вам слово, что Гутовского нет. А ждать, если можете, и очень долго, — ждать не бесполезно. Я могу уйти.

— Покажите мне письма Ленина и Крупской, — быстро сказал Лебедев, загораживая ему дорогу.

— Какие… письма? — Буткин отступил кетене. — Какие письма?

— Из-за границы! Я должен знать их содержание, должен знать, что происходит в Центральном Комитете, какая борьба идет вокруг созыва Третьего съезда, какую линию в этом занял Гутовский.

— Вы что-то путаете, Лебедев, — медленно покачивая головой, сказал Буткин. — Никаких писем от Ленина и Крупской Союзный комитет не получал. А линию в борьбе за Третий съезд наш комитет — и Гутовский, конечно, — занимает совершенно отчетливую: съезд должен быть созван. Что же касается положения в Центральном Комитете — мы сами ничего не знаем, ходим впотьмах. Откуда вы взяли этот странный вымысел о письмах?

— Они были посланы на аптекарский магазин «Пойзнер и Нови», Елене Тернер — вам! — белея от гнева, отрубил Лебедев.

Буткин опустил глаза, помолчал, и Лебедев увидел, как судорожно двинулся вверх и вниз его острый кадык.

— Вы знаете, что на этот адрес идет почта для Союзного комитетами вы меня мистифицируете, Лебедев, — сказал он наконец. — Зачем? Это не метод для разговора с товарищами по работе, по борьбе. Таких писем не было, уверяю. Конечно, я не могу дать гарантии, что их не перехватила охранка.

— Тогда дайте мне адрес Ленина, я сам напишу!

Буткин поймал руку Лебедева, мягко пожал ее.

— При всем уважении к вам, — проговорил он с мольбой, — сделать этого я не могу. Вы сами знаете: не имею права. Но если вы дадите мне письмо — оно будет послано…

Бесцельным становился дальнейший разговор, бесцельно было ждать возвращения Гутовского, если действительно его не было в Томске, и Лебедев в ту же ночь уехал обратно в Красноярск, даже не повидавшись с Крамольниковым. С ним он встретился несколько позже, когда тот в качестве агента Союзного комитета сам приехал в Красноярск — агитировать за всеобщую стачку. Лебедев передал ему привет от Арсения, рассказал о поездке в Томск и поделился своими сомнениями о Буткине. Крамольников слушал, поглаживая черные жесткие волосы, спадавшие ему на лоб. Сквозь круглые очки в роговой оправе внимательные, молодые глаза Крамольникова казались особенно большими и словно видящими все насквозь.

— Знаешь, Егор, — сказал он, когда Лебедев закончил (вой рассказ, — Буткин, конечно, завзятый меньшевик, и человек он поганый, неискренний. Но все же он социал-демократ и выполняет поручения Союзного комитета.

— Который весь забит меньшевиками, — вставил Лебедев.

— Ну, а что же делать? В нашем глухом, тяжелом подполье, и при нашей организационной неустроенности нам разделиться не так-то и просто. Тем более что есть надежды на Третий съезд, который заставит их подчиниться политической линии большинства. А пока будем бороться: в какой-то степени — вместе с меньшевиками против самодержавия, а в полной — против идей меньшевизма. Невозможно в России сделать одновременно две революции: одну по-ленински, а другую по ренетам меньшевиков. Ведь они тоже стремятся к революции Какой — это другое дело. Но им не скажешь: «Отойдите вовсе прочь, мы сделаем революцию одни, без вас’ И даже если сказать — все равно они будут работать на параллелях с нами. То есть, вернее, мешать нам. И тем сильнее, чем резче будут наши разногласия. Нет, Егор, я все же думаю, что Третий съезд решительно улучшит положение внутри партии и слова «новоискровец», «меньшевик» у нас исчезнув из обихода. Будет единая воля, мысль! Будем ждать съезда. А что касается Буткина… Ну да, он меньшевик, и даже один из самых дрянных меньшевиков. Но все же не предатель. Это исключено.

— А у меня, Григорий, сложилось твердое убеждение, что Буткин у Козинцова сидел где-то за дверью, и если бы я решительно не заявил, что до перевязки не скажу ни слова, Козинцов устроил бы нам очную ставку.

— На интуицию мы не имеем права полагаться, — возразил Крамольников, снимая очки и растирая пальцами переносье, — а прямых доказательств, что Буткин в тот день был тоже арестован, нет никаких.

— Мне удалось узнать: через день после моего побега он заходил опять к Фаине Егоровне. И обо мне ее не спрашивал.

— Зачем бы он стал спрашивать?

— Если он не знал, что я арестован и бежал, а квартира Фаины Егоровны провалена, он мог бы спросить ее.