Хрен знат 2

По-прежнему жарко. Мамка уже успела переодеться, помыться под душем. Сидит простоволосая, без косынки. Косы она отрезала при мне, ещё на Камчатке. Теперь у неё надо лбом легкомысленные кудряшки, окрашенные в тёмно-каштановый цвет. Только локон на правом виске предательски отдаёт сединой. Его не берут ни басма, ни хна, ни грецкий орех, ни растворимое кофе, ни конский каштан, ни сотни других рецептов, подсказанных знающими людьми. Этот локон — один из мамкиных пунктиков, наряду с пяточной шпорой, из-за которой она перестала ходить на шпильках и отсутствием в гардеробе хорошей шубы. Если считать по годам, сейчас ей чуть больше сорока. Возраст когда о своей внешности женщины говорят с грустью и только в прошедшем времени: «Золотые часы? Это мне твой отец подарил. Я ведь когда-то была красивая…»

Бог мой! Неужели за сорок⁈ В прошлой своей ипостаси я бы ей не дал и тридцатника, потому что совсем перестал разбираться в возрасте женщин. Работаю у людей, подключаю в комнате люстру. Девчонка сопливая помогает убрать со стола: компьютер, тетрадки, учебники, книжка по информатике…

— Ты, — говорю, — в каком классе учишься?

А она:

— Уже не учусь, в школе преподаю.

После того случая, я их всех, невзирая на то что кажется, стал называть на «вы».

И пяти минут не прошло как проснулся, а делить одиночество с Лыской, мне надоело. Хотел уже постучаться в калитку, да бабушка выглянула за дверь:

— Мужики!

Думал, прикажет чтобы меня в дом занесли, а она:

— Нужно шкаф к стенке подвинуть, кроватка не помещается.

Оставаться с мамкой наедине, как-то не климатило. Расспросы

начнутся, а у меня голова спросонья пустая, где-нибудь проколюсь. И вообще страшно: видеть её и невольно накладывать на оригинал безумный старческий лик. Я ведь мамку помню как никого. Первый год после смерти ночь через ночь снилась.

Пока я раздумывал, как поступить: просто сидеть и ждать, или пробраться во двор через калитку в конце огорода, смотрю: до боли знакомая тень гарцует вдоль нашей Железнодорожной. Ещё пара шагов — и уркать начнёт. Только этого сейчас не хватало!

— Привет, — говорю, — Витёк, — куда, на ночь глядя, копыта ломаешь?

— Тьфу, крову мать!

Его даже в сторону занесло. А кто б ожидал? Ну, думаю, сейчас кулаки расчехлит. Нет, обошлось. Как ни в чём не бывало:

— Здорово Санёк! А я к тебе в четвёртый раз прихожу. Собака гавчить, из хаты никто не выходит. Вот, только застал.

— Чё приходил?

— Да по делу, — Григорьев подошёл ближе. — Гля, Лыска! Ездил куда?

— Только что из Курганной. Мамку встречали.

— А я и забыл! Ладно, пойду. Как-нибудь в другой раз…

— Стоять! — Я схватил его за руку. — О деле скажи.

Витёк попыхтел, делая вид, что хочет освободиться, но быстро сдался.

— Так, ерунда… смеяться не будешь?

— Нет. Вот делать мне больше нечего, как только стоять рядом с тобой и смеяться.

— И никому не расскажешь?

Я чиркнул ногтем большого пальца по верхним зубам.

— Ладно, пацан сказал. Давай отойдём к баку, там точно никто не подслушает— Вишнёвые зенки моего корефана с подозрением прозондировали окружающее пространство. — Я от Наташки Городней сегодня письмо получил! — срываясь на сдавленный шёпот, выпалил он на ходу.

— Ну?

— Что «ну»?

— По делу хоть пишет или просто так, от балды? Я так смекаю, если адрес твой вспомнила, значит, нужда.

Витёк процедил эту фразу сквозь сети своих извилин, подумав, вынес вердикт:

— По делу. Пишет что скучно: все школьники в пионерлагерях, не с кем поговорить. Просит ещё, чтобы я у одного кнута её книжку забрал и переслал по почте.

— Что за кнут?

— Да Васька Фашист, что около Кума живёт.

Обоих Фашистов я более-менее знал. Один проживал за новою школой по улице Костычева, куда ещё не дотянулся длинный язык Жоха. Другой — по соседству с одним из уличных даунов, который остановился в развитии на уровне трёхлетнего пацана, и всех на нашем краю называл кумовьями: «Санка! Кумка! Кино смотгел пго кгаску Чапая! Ат, ат! На, на! Во!!!» Кстати, второй Васька Фашист донашивал своё прозвище последние полтора месяца. С выходом на экраны одноимённого фильма, его поначалу нарекут Фантомасом, потом сократят до Фантея.

Так что, оговорка Витька тоже была по делу. Поэтому я сказал:

— Там того Васьки! Нет проблем, завтра же заберём книжку. А начнёт возникать, наколошматим по репе.

— Да я уже взял, — многозначительно усмехнулся кентюха. — Сказал пару ласковых — он в хату слетал и принёс!

Казия и Фантей одной весовой категории. Не мог он его так просто нагнуть, без старшего брата. Но разговор о мальчишеских подвигах очень тонкая дипломатия, где пауза сродни оскорблению. Поэтому я мгновенно отреагировал: «Молоток!» и тут же вильнул в безопасное русло:

— Ко мне для чего приходил, если сам уже разобрался?

— Зачем приходил? — засуетился Витёк (Этот вопрос он, если и ожидал, то не так скоро), — тут видишь какое дело, — запинаясь, продолжил он, — хочу я Наташке ответное письмо написать, да не получается у меня. Слова вроде нахожу, а как увижу их на бумаге — хочется листок разорвать. Будь другом, помоги, а?