Христа распинают вновь

Но та, отрешенная от всего, погруженная в неземное блаженство, продолжала вязать и ничего не слышала. На минутку только подняла свои мутные, мертвые глаза, в которых не отражались ни печаль, ни радость. Казалось, взор ее прошел через старика Ладаса, и увидела она за ним стену дома, за стеной — дорогу, село и поля, еще дальше гору Саракину, а по ту сторону Саракины, далеко-далеко, — море, а за морем — что-то бесконечное, черное, мягкое, неподвижное — Ничто! И тогда она опустила снова глаза и начала быстро-быстро вязать чулки, будто боясь не успеть.

В эту минуту послышалась дудка Яннакоса. Старик Ладас вскочил; его маленькие, хитрые глаза заблестели.

— Бог мне его послал! — крикнул он. — Вот он, его-то я и поджидал, он-то как раз мне и нужен! Ну, Пенелопа! У него есть все, что требуется: бродячий торговец, ходит по городам и селам, враль, мелкий воришка, мастер надуть по мелочам, а вообще-то скорее ягненок… Он мне подойдет! Он будет копить, копить, а под конец я его — цап! Начисто все выцарапаю у него!

Очень довольный, он потер свои костлявые ручищи. В это время ослик остановился перед калиткой; старик Ладас побежал и открыл.

— Добро пожаловать, Яннакос! — крикнул он. — Добро пожаловать! Бог тебя послал, здравствуй! Привяжи ослика к кольцу и заходи. Хочу с тобой потолковать!

«Что за ловушку готовит мне старая лиса! — подумал торговец. — Будь повнимательнее, бедняга Яннакос!»

Привязав ослика к кольцу, он вошел во двор.

— Закрой хорошенько калитку, закрой, чтоб никто нас не подслушал… Хочу доверить тебе большой секрет. Садись! Повезло тебе, Яннакос! Станешь ты богатым и ни в каком подлеце не будешь нуждаться. И не будешь, как попрошайка, бродить по селам и продавать нитки… Озолочу тебя, Яннакос, озолочу!

Яннакос вздрогнул.

— Не выводи меня из терпения, дед Ладас, говори яснее! Как это — озолотишь?

— Навостри уши и слушай. Эти разбойники, заходившие в наше село, были когда-то хорошими хозяевами. Турки их прогнали; теперь им нечего есть. Так вот слушай: уходя, они наверняка забрали с собой все, что у них было золотого, — серьги, браслеты, обручальные кольца, монеты… Теперь понял, Яннакос?

— Ну… ну, говори, я не сразу соображаю! Что дальше?

— Самому богу это дело понравится, вот что я тебе скажу! Бог просветил меня, Яннакос; ночью я видел на Саракине огни — значит, они остановились там в пещерах. Возьми, значит, своего ослика и иди прямо на гору. Потруби там в свою дудку, созови всех — мужчин и женщин, пусть соберутся около тебя, и поговори с ними. Ты им скажи: «Братья, вы умираете с голоду, не жалко ли вам ваших детей? Я всю ночь глаз не сомкнул, потому что о вас думал. Как же вас спасти, братья? Как же вам спастись? И бог меня просветил, теперь я знаю, что делать: вынимайте из-за пазух золотые вещи, которые вам удалось взять с собой, и устроим обмен. Я вам даю то, что нужно человеку для жизни, — пшеницу, ячмень, масло, вино, а вы дадите мне то, что вам не нужно, — всякие там драгоценности, те, что у вас сохранились… И пусть буду в убытке, ничего, — ведь все мы греки, все христиане!» Ну, теперь понятно, балда?

— Начинаю… начинаю понимать, — ответил Яннакос уклончиво.

Он не мог еще толком уразуметь, бог или черт подсказал этот план старику Ладасу.

— Озарение божье, я тебе говорю! Но ни слова! Чтоб никто не пронюхал об этом деле… Ну, в добрый час, чтоб ты тоже увидел, бедняга Яннакос, светлые денечки… Жалко мне тебя, такой человек бродит зимой и летом по дорогам и губит свою молодость. Сколько тебе лет?

— Пятьдесят, — ответил Яннакос, скрыв только два года.

— Ну вот, видишь? Во цвете лет! Не растрачивай жизнь свою, Яннакос! Построишь и ты господский дом, женишься в селе на ком захочешь, — мне кажется, тебе нравится дочь попа, — детей наплодишь… Помогать будешь своим друзьям, поможешь и селу своему, и когда будешь проходить, подниматься будут люди и приветствовать тебя низкими поклонами… Начнется для тебя новая жизнь, Яннакос, господская, а не нищенская! Ну сколько еще лет мы будем жить в этом мире? А жизнь нужно прожить по-человечески… Давай, берись за дело, только смотри, чтобы кто-нибудь другой не опередил нас: попа я боюсь!

— А я боюсь бога, — нерешительно сказал Яннакос. — Бога я боюсь, дед Ладас! Разве это правильно — ограбить наших гонимых братьев?

— Не ограбим мы их, петушиная твоя голова, мы их накормим, мы избавим их от смерти!.. Будут они сыты, несчастные, будут они живы, они — наши братья. И у меня есть сердце, мне их жалко… Мы меняем, а не воруем… Конечно, насколько можешь, следи за тем, чтоб было нам выгодно. Головы у нас на плечах есть, будем торговать. Прибыль — приятная вещь… Ну, бери хлеб, маслины, ешь! Товарищами будем, компаньонами; значит, все мы должны делить пополам! У меня осталось немного и кофе, пей!

— Я не голоден, — сказал Яннакос, у которого закружилась голова. — Посижу я на скамейке, обдумаю все, что ты мне сказал… Ты мне открываешь новый путь, дед Ладас, дай же мне собраться с мыслями, все взвесить и решить.