— Манольос, — закричал Патриархеас, — а тебе что здесь надо? Почему тебя притащили сюда?
— Панайотарос, — сказал учитель, — ты еще жив? Тебя не повесили? Слава богу!
— Жив, будь проклят этот час! — прорычал Панайотарос, устраиваясь в углу.
Старик Ладас приподнял голову, уставился на Панайотароса и протянул руку, чтобы потрогать его.
— Ты жив? Почему тебя не повесили? Ага передумал? Передумал? — спрашивал он, и его сердце отчаянно билось.
Но никто ему не ответил.
— Ложись, Манольос, — сказал поп Григорис. — Переведи дух…
— Говори, Манольос, — приказал архонт. — Мы не можем ждать! Нашелся убийца?
— Нашелся, — ответил Манольос.
— Кто он? Кто? Кто? — бросились к нему все четверо.
— Я! — ответил Манольос.
— Ты?
Они отошли в сторону и, раскрыв рты, смотрели на Манольоса. Несколько минут длилось молчание.
— Этого не может быть! — крикнул наконец старый архонт, перед мысленным взором которого прошла вся жизнь Манольоса. — Этого быть не может! Нет! Нет! Ни в коем случае!
Я тоже не могу согласиться, — сказал учитель. — Зачем тебе его убивать? И вообще, способен ли ты, Манольос, убить человека? Нет, не способен!
Только поп Григорис молча смотрел на Манольоса.
— Почему ты не отвечаешь, Манольос? — спросил Патриархеас.
— Что же мне ответить, архонт? — сказал Манольос, вытирая вспотевшее лицо. — Я его убил, больше мне нечего сказать. Разве этого мало?
— Хватит! — воскликнул старик Ладас. — Хватит, Манольос, сын мой! Нашелся убийца, а мы-то сокрушались! Есть бог!
Манольос подполз к тому месту, куда падал слабый свет из окошка, вынул из-за пазухи маленькое евангелие, открыл его наугад и начал читать, не обращая внимания на остальных… Скрываясь между апостолами, он вошел в лодку вместе с Христом, и они поплыли далеко по Генисаретскому озеру; поднялся сильный ветер… Христос устал говорить с людьми, прилег на носу лодки на сети и уснул… Но северный ветер все усиливался, он дул с гор Галаада и поднимал на озере волны, которые обрушивались на рыбачью лодку.
Ученики побледнели от страха.
— Погибнем! — шептали они. — Погибнем! Давайте разбудим учителя!
Но никто не осмеливался прервать святой сон. Подошел Петр, нагнулся, увидел при свете молнии лицо Христа — он улыбался, счастливый, безмятежный…
— Разбуди его! Разбуди его! — кричали теснившиеся в лодке ученики.
Петр осмелел, протянул руку, коснулся плеча Христа.
— Учитель! — сказал он ему. — Проснись, мы погибаем!
Христос открыл глаза, посмотрел на дрожащих апостолов, покачал головой и с горечью прошептал:
— Столько времени я пребываю с вами, а вы еще не поверили?
Он вздохнул, стал на носу лодки и поднял руку к небу.
— Остановись! сказал он ему.
Затем простер руку над разбушевавшимся озером.
— Уймись!
И тут же стих ветер, успокоилось озеро, все вокруг прояснилось, и мир как будто заулыбался…
Манольос встряхнул головой, посмотрел на пятерых узников, и его голубые глаза засияли — счастливо, безмятежно, как воды Генисаретского озера.
Старик Ладас теперь словно ожил; он поднялся на ноги и ходил по подвалу, размахивая руками.
— Нашелся убийца, слава тебе господи, мы спасены! Несчастный Манольос, мне тебя жаль! Ты был бедным пастухом, и ты еще очень молод, ты не успел насладиться прелестью жизни, — и теперь умрешь. Но как хорошо, что ты признался и что я буду спасен!
Он замолчал, искоса посмотрел на старост, и гримаса исказила его лицо.
«Как же помириться, — подумал он, — как же помириться теперь, когда я спасен, с этим козлобородым и с этим грешником Патриархеасом, которого я назвал архонтской свиньей? На учителя мне, конечно, начхать. А вот с другими я поторопился, попал впросак, теперь уж поздно! Ну да и то хорошо, что жив останусь!»
Старик Патриархеас смотрел на Манольоса, увлеченного чтением евангелия, и какая-то смутная тревога проникала к нему в душу. Он наклонился к сидевшему рядом попу.
— Отче, — сказал он тихо, — мне пришло в голову…
Поп Григорис понял и сухо кашлянул.
— Не копайся в этом, архонт. Пусть бог вершит свою волю…
— Но если Манольос невиновен и сделал это ради спасения села? Неужели мы покинем его? Разве это не грех? Ты берешь на себя этот грех?
— Господь милостив, — сказал поп, — он простит меня.
— Господь, возможно, тебя простит, отче, а люди?
— Когда у меня все в порядке с богом, — кичливо ответил поп, — людей я не боюсь.
— Значит…
Учитель, который подошел и слушал их, вмешался в разговор:
— Не нужно слишком копаться, — сказал он, — оставим это господу богу… Он знает! А потом не следует забывать, что Манольос этим поступком спасает свою душу. Разве этого мало?
— Это вовсе не мало! — подтвердил поп. — Он теряет преходящую жизнь и выигрывает вечную… Это примерно то же, что дать медную копейку и получить в обмен миллион золотых лир… Будьте спокойны, Манольос знает, что делает!
— По правде говоря, он хитрец… — сказал учитель и посмотрел, улыбаясь, на Манольоса, который поднял от евангелия свое сияющее лицо.
В дверях показался сеиз. Подбежав к Манольосу, он грубо схватил его.
— Проснись, гяур, — крикнул сеиз, — тебя зовет ага.
— Во имя господа бога, — прошептал Манольос, перекрестился и пошел за диким анатолийцем.