Христианин в языческом мире или о наплевательском отношении к порче

Знаменитый исследователь русского языка и народной культуры В. Даль с горечью пишет о том же суеверии: “Нигде не услышите Вы столько о порче как на Севере нашем… Болезнь эта передается от одной бабы к другим, потому что им завидно смотреть на подобострастное участие и сожаление народа, окружающее кликушу, и нередко снабжающих ее из сострадания деньгами… Покуда на селе только одна кликуша, можно смолчать, потому что это бывает баба с падучей болезнью, но как скоро появится другая и третья, то необходимо собрать их всех вместе в субботу перед праздником и высечь розгами. Двукратный опыт убедил меня в отличном действии этого средства: как рукой снимет” [135].

Официальное и церковное отношение к этим повериям было двояким. Безусловно, чародейство считалось грехом. Но признавалась ли действенность этих чар?

В Европе «Народная вера в ведьм и в их способность околдовывать людей вплоть до 12-13 веков считалась „ложным суеверием“. Составители пособия для исповеди — пенитенциалиев или „покаянных книг“, распространившихся в Европе с 7 века, рассматривали подобные суеверия своих прихожан как „губительную заразу“ и неоспоримое свидетельство утраты „истинной веры“, а замеченным в ней полагалась двухлетняя епитимья… Католическая Церковь никогда не была замечена в склонности к телесным наказаниям или казни за колдовство. Даже за вредоносное (смертоносное) колдовство полагалось самое большее 7 лет покаяния на хлебе и воде. Собственно, осуждались не столько возможные последствия колдовских действий, успех которых в глазах Церкви был сомнительным, сколько сама вера в их эффективность, означавшая все то же идолопоклонство. Иное дело — реакция светских властей. [В их глазах] колдун подлежал наказанию не за отступление от истинной веры, а за причиненный ущерб… Повторю еще раз: до 9 века светское законодательство упорно делало акцент не на самом факте колдовства, а на степени вреда, наносимого колдуном… Отношение официальной Церкви к народной вере в силу взгляда в раннем Средневековье остается не совсем ясным, так как из Евангелия непонятно, верил ли в нее сам Христос, и теологи этот аспект народных представлений никак не комментируют. Но в народе вера в „дурной глаз“ сохранялась на протяжении всего средневековья, что явствует из перечня вопросов, которые приходской священник должен задавать прихожанам на исповеди. „Покаянные книги“ ничего не говорят нам о болезнях и несчастьях, происходящих от „сглаза“, зато осуждают веру „некоторых женщин“ в возможность» взглядом или оговором околдовывать и изводить соседских утят, гусят, цыплят и прочую живность» [136]. И лишь в 14 веке с возможностью «сглаза» соглашаются католические богословы — причем Фома Аквинский при этом ссылается на труды Аристотеля и Авиценны, откуда он выводит, что душа старой женщины чаще бывает исполненной зла, отчего сам взгляд ее становится ядовитым и опасным, особенно для детей (Сумма теологии 1,92,4).

На Руси с одной стороны, в крестоцеловальных записях на верность царю Борису Годунову содержалось обещание “государю, царице и их детям зелья лихаго и коренья не давати и не испортити, да и людей своих с ведовством да со всяким лихим зельем и с кореньем не посылати и их, государей, на следу всяким ведовским мечтанием не испортити, ни ведовством по ветру никакого лиха не посылати и следу не выимати” [137]. Воеводу князя Михаила Воротынского обвиняли в связи с ведьмами. Когда связанного князя привели к Ивану Грозному, царь спросил его: “Се на тя свидетельствует слуга твой, иже мя еси хотел очаровать и добывал еси на меня баб шепчущих”. — “Не научихся, царь, — отвечал знаменитый воин, — и не навыкох от прародителей своих чаровать и в бесовство верить, но Бога единого хвалити” [138].