Христианская философия брака

     Но лишь только ослабла опасность от еврейского номизма, Церковь усваивает более строгий взгляд на эти процессы, но, в отличие от Ветхого Завета, она ставит сначала вопрос на почву лишь личной морали. Она считает осквернением не эти процессы сами по себе, а лишь постольку, поскольку в них участвует и их извращает психический фактор. И предпосылки для такого морального осуждения находятся уже в самой Библии и у самих противников такого осуждения. Уже книга Бытия болезненность родовой жизни женщины ставит в зависимость от ее греха. Климент Александрийский видит ненормальность родовой жизни первых людей в том, что они «склонились к ней скорее, чем надлежало, не дождавшись воли Божией»[370]. Вмешательство в родовую жизнь психического фактора, по его мысли, не только служит выражением отдаления от Бога, но и нарушает установленную Богом гармонию этой жизни. При райском нормальном порядке деление плоти первого человека могло бы быть только тогда, когда организм вполне созреет для этого, когда в нем есть преизбыток жизненных сил. Но вмешательство практического разума ускоряет его, вследствие чего родовые процессы происходят и тогда, когда избытка сил в организме нет. Отсюда ослабление организма родителей и слабость потомства, отсюда и болезни деторождения. Именно этим объясняет Климент и отсутствие правильной периодичности родовой жизни у человека, наблюдаемой у животных[371]. Таким образом, хотя сами по себе физиологические родовые процессы человека и не греховны, но их ненормальности служат последствием и показателем человеческой греховности. Точно так же и святой Афанасий в том же самом первом правиле, где указывает на моральное безразличие «экризиса», признает, что мысли наши могут быть «нечисты и скверны», и упускает из виду вопрос о возможной причинной зависимости между такими мыслями и «экризисом», быть может, на всех людей смотря с точки зрения своей святости. Вопрос о такой зависимости ставит позднейшая каноническая литература.

     Уже один из предшественников святого Афанасия, святитель Дионисий Великий, епископ Александрийский († 264), в своем ответном послании к епископу Ливии Василиду (ок. 260 г.), составившем четыре древнейших отеческих канона, решает этот вопрос несколько иначе, чем он решался до сих пор. Из его послания ясно, что в его время не было церковного закона, запрещающего «нечистым» людям приходить в церковь и причащаться, и сам святой отец не считает себя вправе издать какое-либо правило, а предоставляет это совести каждого (правило 2, 3 и 4). Но лично он решительно против такого дозволения. Он ссылается на пример кровоточивой жены, прикоснувшейся лишь к краю одежды Спасителя[372], на слова Апостола Павла (1 Кор. 7, 6), советующего, но не повелевающего (ст. 6) супругам уклоняться друг от друга для молитвы, и высказывает уверенность, что душевная и телесная нечистота явится препятствием (???????????) для всякого входить во святая и во святая святых, то есть в храм и алтарь[373]. И уже Лаодикийский Собор (ок. 364 г.), запрещая мирянам входить в алтарь (правило 19), в особом правиле (44) запрещает это женщинам, делая это, по объяснению Зонары, ввиду особенностей женской природы[374]. Гораздо далее своих предшественников по кафедре идет ученик Афанасия Великого Тимофей Александрийский († 385). В своих ответах некоторым епископам и клирикам он считает известные физиологические явления у мужчин и женщин безусловным препятствием для причащения и крещения (Правила 5, 6, 7, 12, 13). Однако тот факт, что епископы обращались к нему с такими вопросами, показывает, что церковного закона об этом до него не существовало, а двенадцатое правило показывает, что александрийский епископ стоит в этом отношении не на обрядовой, еврейской, а на новой, чисто моральной почве, считая эти состояния нечистыми не сами по себе, а как показатели душевной нечистоты. Именно на вопрос, является ли нечистое сновидение препятствием к причащению, он отвечает, что является только тогда, когда у известного лица была похоть женщины (???????? ????????), а в противном случае на это нужно смотреть как на искушение от дьявола, желающего помешать причащению. И Вальсамон в толковании на это правило объясняет, что истечение семени только тогда является препятствием к причащению, когда оно явилось следствием помысла (????????), участия ума (????) в похоти и добровольного ей сочувствия (????????? ??? ?????????????), откуда и возникло нечистое представление (????????)[375].

     Еще ярче исключительное греховное значение психического фактора в родовой жизни выступает в покаянном Номоканоне Иоанна Постника († 596).

     Он считает осквернение во сне по страсти грехом и наказывает его однодневным отлучением, соединенным с обязательными благочестивыми упражнениями[376]. Но если такое осквернение произойдет в бодрственном состоянии, то наказание налагается в семь раз более продолжительное[377].