В пользу Египта склоняют нас два, как мне кажется, говорит исследователь, очень важных внутренних основания. Во-первых, свободные учители и, как кажется, также и апостолы дольше, чем где-либо, встречаются именно в Египте: учители здесь еще очень долго имели влияние на организацию церковных общин, в то время, когда в других местах о них уже забыли, как это можно видеть из сочинений Климента и Оригена и даже из одного письма Дионисия Александрийского. Что касается апостолов в широком смысле слова и в смысле «Учения», то Евсевий знал, что они еще встречались во II в., и именно указывает александрийца Пантена. Из того немногого, что мы знаем о Пантене, видно, что он сначала был дидаскалом, а потом апостолом в смысле «Учения», и в качестве апостола достиг большой славы. Во-вторых, «Учение» точно воспроизводит ту редакцию молитвы Господней, какую находим у св. Матфея, со славословием: «Ибо Твоя есть сила и слава вовеки». Здесь недостает по сравнению со св. Матфеем слова «царство», но это не простая случайность, так как и в других местах «Учения», а именно в шести случаях, в славословии тоже недостает того же слова. Это дает право утверждать, что в той Церкви, к какой принадлежит автор «Учения», славословие имело такой вид, какой оно имеет в разбираемом памятнике. Тишендорф не знает ни одного греческого славословия такого же рода, но зато ему известна сагидическая, т. е. верхнеегипетская версия славословия, тождественная с версией «Учения». Такое сходство «Учения» в славословии с древнейшим верхнеегипетским текстом славословия может служить одним из важных доказательств в пользу гипотезы о египетском происхождении «Учения». Можно даже на основании этого последнего аргумента сделать еще шаг далее: не следует ли отсюда, что «Учение» возникло не в самой Александрии, а в одной из египетских провинций? Во всяком случае несомненно, что в пользу египетского происхождения «Учения» существуют веские основания, а против этого мнения не говорит ничего.
О значении вновь открытого памятника Гарнак говорит в следующих словах: каждое новое открытие в области древнейшей истории христианства обыкновенно гораздо более дает новых загадок, чем разрешает прежние. Припомним, например, находку «Философуменов» и «Диатессарона» Татиана. Главная причина такого явления в том, что до нас дошло сравнительно мало древнехристианских сочинений, при помощи которых можно было бы ориентироваться в трудных вопросах. Приятное исключение представляет обнародование такого открытия, как «Учение двенадцати апостолов». Оно не представляет собой нового обломка древнехристианской литературы, стоящего разрозненно от других такого же рода обломков, но оно материальным и формальным образом примыкает к тем сведениям о состоянии древнейших христианских общин, какие мы черпаем из первого и второго посланий Климента, послания Варнавы, «Пастыря» и Иустина. К нашему удовольствию, «Учение» подкрепляет эти сведения, углубляет их, дает основания для дальнейших выводов, в некоторых пунктах оно проливает новый и окончательный свет. В этом отношении должно сказать: в таком-то сочинении, как «Учение», мы больше всего и прежде всего и нуждались до сих пор, ибо для нас гораздо важнее закруглить наши знания с тех или других сторон, чем через новые загадки приходить к новым гипотезам.