Христианское юродство и христианская сила (К вопросу о смысле жизни)

Ясно обозначается несоединимая противоположность Евангелия и мира, а с этим вместе и путь христианской жизни представляется таким же узким и трудным, как в первые дни евангельской проповеди. И невольное смуще­ние, больше того, неизбежный ужас охватывает всю душу, и разум, и сердце, когда вдумываешься в существую­щее отношение Евангелия и жизни. Ужас этот и это смущение в том, что Христос учил людей, как жить свободно и радостно, как вместо удручающего одиночества и озлобленности жить в любви со всеми, жить полной жизнью, бодрой, радостной. Первые христиане и жизнь свою отдавали, чтобы кровью своей полить семя нового жизнепо­нимания. А прошли века, чуть не весь мир признал путь, возвещенный Христом, спасительным, а истинно идти по этому пути значит обезуметь, терпеть скорби и лишения. Христос жизнь и радость принес миру, а удел учеников Его — печаль и страдания, неизбежные скорби. Именно неизбежные. Достаточно лишь вспомнить, что христианст­во есть религия любви, чтобы понять, что пока в мире существует горе и страдание, до тех пор они всегда будут уделом всякого нелицемерного слуги Христова в мире. Следующие за Христом не могут быть богатыми в мире, по­ка царит в нем нужда и нищета; христианин не может быть беззаботно веселым в мире, когда всюду в нем сле­зы и болезнь. Гордым не может быть христианин, потому что всякий недостаток в любимом является источником не радости, но скорби; мстительным не может быть христианин, потому что тогда он отпадает от общения со сво­им Спасителем; насилием не может действовать последователь Христа, потому что в этом случае не по Его сто­пам пойдет он в своей жизни. А без всего этого, без богатства, без пресыщения, без самодовольства, без гор­дости, насилия, мести, — без всего этого, что достанется в удел христианину, если не скорбь и лишения? И ока­зывается, снова повторяю, что заповеди Христа — свет и жизнь, путь Его — истинно царский, истинно светлый. Но пока идут по этому пути лишь немногие, для них он является неизбежно скорбным, жизнь их всегда полна лише­ний, невзгод и постоянной тревоги, постоянного сознания личной ответственности за жизнь и счастье других.

Таков путь христианский. Нужно обезуметь, чтобы жить и в наше время по заветам Христа; нужно отрешиться от себя, нести тяжелый жизненный крест, чтобы идти по стопам Христа. Юродство и есть непременно удел всякого искренно ищущего Царства Божьего и правды его в этом мире. И только великая цель может оправдать избирае­мый христианином путь жизни, только несокрушимая духовная сила может поддержать верующего в этой непрес­танной борьбе. И если мы обратимся к человеческому опыту — и к векам истории, и к опыту отдельной человечес­кой души, — то ясно увидим две великие цели, которые, предносясь человеческому сознанию, влекли сердца людей ко всему светлому и прекрасному, сообщали высший смысл жизни, легким делали ее бремя в мире и радостным служение добру. Цели эти — личное совершенство и общее благо. Все идеалы и все опыты осмысливания жизни так или иначе соприкасаются с этими двумя путеводными звездами на нашем жизненном небосклоне. Это — те выс­шие разумные цели, в стремлении к которым видели смысл своей жизни и своей работы все лучшие представители человечества и указывали смысл жизни все великие системы морали. Перед обеими этими целями стоит и христиан­ская совесть и включает их обе в свой идеал, но так включает, что эта совесть опытно раньше должна познать необходимость для желающего быть мудрым во Христе обезуметь, говоря апостольским словом, и также опытно познать, что "немощное Божие сильнее человеков и немудрое Божие премудрее человеков"(1 Кор. 1:25).

II.

"Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный" (Мф. 5:48). Вот прямая, ясно определенная цель жиз­ни, поставленная перед человеком самим Господом, можно сказать — самым происхождением человека от Бога. Тот, кто сознает себя Божьим творением, кто Небесного Бога называет своим Отцом, тот не может не знать, что цель его жизни — уподобление Богу, достижение возможного совершенства, святости. Закон всякой жизни в мире тот, что все живущее осуществляет бессознательно для себя идею своего рода, возрастает по типу жизни своих родителей. В духовно-человеческой жизни, как свободно-нравственной, этот закон не носит печати неизбежности воплощать идею рода, но приобретает значение нравственного долга, т. е. из области внешней необходимости переходит в сферу внутренней авторитетности. Человек признает себя призванным быть достойным своего Отца, быть святым, совершенным. К этому одинаково призывал и закон ветхозаветный, и Евангелие Иисуса Христа. К это­му же неустанно влечет сердце и голос верующей совести.