Христианство и китайская культура

В «Каноне Иисуса Мессии» обращают на себя внимание «три дела» — служение Богу, правителю и родителям. В ветхозаветных десяти заповедях Моисея обязанности служения вышестоящему начальству не было. Подобное новшество можно достаточно уверенно истолковать как творческую адаптацию христианского вероучения к социально–политическому контексту н китайскому конфуцианскому учению о необходимости «служения Небу, служения правителю и служения отцу». Процесс адаптации несторианства к китайской этике проявился и в повышении статуса ветхозаветной пятой заповеди о почитании родителей, которая в «Каноне Иисуса Мессии» была передвинута на второе место. В ее формулировку «почитай и корми отца и мать» (сяо ян фу му) [там же, с. 92] вошло исконно конфуцианское понятие о «сыновней почтительности» 一 сяо.

«Единобожие»(И шэнь лунь)

Этот текст, известный также под именем «документа Томио–ка», изобилует абстрактными теологическими рассуждениями. В нем почти нет присущих «Канону Иисуса Мессии» случаев использования буддистских терминов вместо христианских. Для обозначения Бога стало употребляться сочетание «Единый Бог–дух» {И шэнь), сменившее отягощенное контекстом религии Шакьямуни имя «Будда» — Фо. По мнению Саэки, несторианские проповедники «к 641 г. н.э. впервые узнали о том, что китайское сочетание И шэнь является лучшим для несторианских документов, чем слово „Будда“ для обозначения Бога, тогда как, с другой стороны, это показывает, что, когда несторианские миссионеры в Чанъани составляли документ Такакусу, они еще не подобрали подходящего слова для Бога» [Saeki 1937, с. 119].

В состоящем из трех частей тексте «документа Томиока» делается акцент на раскрытии более сложных аспектов христианского вероучения, чем в хронологически предшествовавшем ему «Каноне Иисуса Мессии». В разделе «Притчи–сравнения, часть вторая» подчеркивается, что все «десять тысяч вещей», видимых и невидимых, являются проявлением Одного Бога, они созданы им и свидетельствуют о его чудесной силе. В тексте часто встречается упоминание о «силе единого Бога» (м Шэнь чжи ли), проявляющейся во всем и подобной стреле, выпущенной лучником, —хотя мы можем не видеть этого человека, но вид летящей стрелы наводит на мысль о том, что ее кто–то пустил. Аналогичным образом крепость и стабильность Неба и земли говорят о том, что их поддерживает невидимая божественная сила (см. [Вэн Шаоцзюнь 1995, с. 110]). В этом тексте для китайской аудитории излагаются такие непростые аспекты христианского вероучения, как отношения Бога–Отца и Бога–Сына ~ «есть лишь один Бог (Шэнь), породивший (^) Бога»，между которыми нет различий вроде «левого и правого, переднего и заднего, верхнего и нижнего», равно как не может быть «второго или третьего» божественного существа (см. [там же, с. 111]). В тексте вводится отдельное понятие для обозначения Бога–Сына — «Святой Господь» (Шэпчжу). Приводимые в тексте доказательства бытия Бога следуют такой линии аргументации — подобно тому как в хорошем доме должен быть лишь один хозяин, у человека есть лишь одна незрнмая душа, а между Небом и землей пребывает лишь один незримый Бог. Точно так же, как душа наполняет все тело, Бог вездесущ повсюду между Небом и землей.

Изложение основ христианского вероучения несло с собой ознакомление и с западной картиной мира. Хотя в случае общения китайцев с пришедшими из Средней Азии несторианами возможности овладения достижениями западной науки были несопоставимо ниже, чем во времена позднейшей проповеди иезуитов, в тексте «Единобожия» можно найти краткие отсылки к западным научным концепциям. Во–первых, это учение о наличии у человека «души» (хуньпо) и «духа» (шэньчжи)[25] что, по мнению Саэки, может быть как–то связано с учением Аполлинария (см. [Saeki 1937，с· 171]). Во–вторых, это утверждение «десять тысяч вещей состоят из четырех субстанций (сы сэ)», по–видимому, восходящее к древнегреческой теории четырех первоэлементов.

В тексте «Рассуждения об одном Небе, часть первая» получает развитие мысль о том, что все сущее сотворено из четырех элементов — земли, воды, огня и ветра (ди шуй хо фэп) Божественной силой. Бог один, и остальные духи не могут ничего сотворить. В то же время «ветер» в данном контексте выступает не столько в значении древнегреческого субстанциального «эфира»’ сколько синонимом христианского Святого Духа — «Божественная сила подобна ветру» [Вэн Шаоцзюнь 1995, с. 118]. Исследователи полагают, что излагаемое здесь учение о трех составляющих частях человеческой природы и четырех компонентах вещей относится к области философии христианской традиции с иудео–греческими корнями и поиск здесь влияний буддизма был бы ошибочным (см. [там же, с. 25]).