Христианство и китайская культура

Можно сделать вывод, что в процессе культурной адаптации несторианства в Китае проявились его отличия от имевшего место ранее процесса адаптации буддизма. Использованные при обозначении буддистских понятий о видимом, иллюзорном, невидимом, запредельном, пусто–абсолютном мирах даосские понятия о «пустоте» (куя, сюй), «наличии» (ю) и «отсутствии» (_)') не нашли себе столь же широкого применения на начальном этапе адаптации несторианства к китайскому культурному кон· тексту. В то же время на поздних стадиях даосская трансформация несторианства стала преобладать над собственно христианским содержанием. Эта уникальная эпоха развития христианства в Китае н его культурной адаптации завершилась, когда в 845 г. император У–цзун повелел вернуться в мир буддистским, даосским и несторианским монахам. Существуют различные мнения относительно причин расцвета и упадка иесторнанства в Китае. В конце XIX в. ученый–миссионер Дж.Легг выделил следующие три причины заката китайской несторианской церкви.

Во–первых, сыграла свою роль разница ) ровней цивилизационного развития. Наибольшего успеха несториане добивались среди тех народов, чья цивилизация была менее развита, чем китайская. «В Чанъани они вступили в контакт с обществом, организованным более всесторонне, чем то, в котором они сами выросли, которое обладало литературой, почитаемой за ее древность, утонченность и многообразие Конфуцианские ученые получили более высокую интеллектуальную подготовку, чем те, кто прибыл их учить; лидеры даосизма, сведущие в конфуцианской классике, были сильны также в тонкостях и оригинальности рассуждений их собственной системы… Несториане не имели преимуществ в попытке овладеть этим полем со своими собственными теологическими тонкостями. По большей части они сражались как люди, сотрясавшие воздух» [Legge 1888, с. 52–53].

Во–вторых, несториане обращали больше внимания на сближение с властями предержащими и завоевание их благорасположения, чем на просвещение и обращение в христианство простого народа. По его мнению, об этом предположительно свидетельствует отсутствие в надписи на стеле упоминаний об увеличении числа верующих на фоне изобилия радостных слов о знаках благорасположения со стороны властей. «Мы не можем не прийти к выводу, что несто–рнанские учителя думали, что будет лучше работать сверху вниз, от вершины общества, нежели чем снизу вверх, от его оснований. Что еще им следовало сделать в этих обстоятельствах? — могут спросить многие. Но финал показал, что они заблуждались, думая, что улыбки при дворе и портреты императоров в их залах означают настоящие победы христианства» [там же, с. 54].

По поводу этого замечания Легга можно сказать, что, будучи построенным на недостаточной источниковой базе, оно примечательно тем, что почти буквально воспроизводит аргументы критики католических миссий XVI–XVII вв. протестантскими миссионерами XIX столетия.

Третий довод Легга строился на критике богословской недостаточности несторианской проповеди. Он исходил из того, что в надписи на стеле ничего не говорится о чудесах, совершенных Иисусом, равно как и о «Его распятии, Его смерти, Его погребении и Его воскресении… там не было практически ничего евангельского. Все это слишком бесчувственно для того, чтобы стать центром энергичной проповеди» [там же, с. 54]. Этот теологический довод Легга был в значительной степени снят с обнаружением в XX в. евангельских пересказов в текстах «Канона Иисуса Мессии» и «Миром почитаемый о милостивом даянни, часть третья». Что же касается миссионерского упрека несторианам в отсутствии энергичного прозелитизма, то здесь Легг очевидным образом озвучил программу своих коллег — протес–тантскнх проповедников XIX в. Проецировать ее на реалии VII–IX вв. представляется не вполне корректным.

Тем не менее среди причин упадка несторианства исследователи истории миссий долгое время привычно называли отсутствие ясной теологической доктрины и воздержание от проповеди спасительности креста. Вслед за доводами Легга также считалось, что несторианские миссионеры чрезмерно полагались на поддержку императора и тем самым сделались уязвимыми для политических перемен. В частности, в тексте со стелы 781 г. говорится об указах о создании храмов и числе священников, но не о ситуации с верующими. На малое число неофитов и зависимость от власти может указывать фраза о том, что «без мудреца дао не процветает», которую можно понять так, что без поддержки императора религию христиан в Китае продвигать невозможно (см. [Вэн Шаоцзюнь 1995, с. 9]).