Христианство. Католичество. Реформация

Практику «почитания святых» можно отнести, например, к Рим. 12:106, 1 Пет. 2:17 и Евр. 13:7. А насчет «вмешательства» в светские дела епископов можно найти обоснование в том, что духовное и на земле всегда остается выше и важнее светского. Оно по поручению Христа как бы имеет «власть» над земным[112].

Даже для почитания икон (образов), свойственного православию, можно было бы найти некоторое разъяснение в Кол. 1:15[113]. – Если учесть, что такое почитание, согласно определению VII-го Вселенского собора от 787 г., не однозначно поклонению, подобающему лишь Богу и Святой Троице[114].

Для протестанта особый случай с реликвиями[115] и мощами, наверно, можно было хотя бы частично объяснить тем, что начала такой практики уходят к памяти мучеников первых веков, к уходу за их могилами. Часто прямо над могилами мучеников христиане строили свои храмы и соборы. В итоге, все эти формы почитания особенно для простого, неграмотного народа веками служили духовной наглядностью и воспитанием. Они до Реформации как бы занимали место Библии и других книг.

(3) Еще одну общую группу причин по вопросу о сути протестантства можно привести для нашего кругозора. Среди них те, которые могли бы выражают характерные черты Реформации по следующему порядку:

а) «персонализм», «субъективизм» и «релятивизм» – слова, связанные со структурой человеческой личности. Но они были свойственны человеку и до начала реформаторского движения, например в гуманизме. Верно, они в какой-то мере более отражают состояние современного человека в т. и. «постмодернизме»; для Реформации они могут употребляться лишь частично. Далее. В характеристику протестантизма можно было включить и

б) деление земного и небесного (учение «о двух царствах Лютера»). Или, наоборот, объединение церковного и государственного, подчиняя последнее первому (типично для Цвингли и Кальвина, но не для лютеранства) [116]. Как известно, лютеранство, по сравнению с кальвинизмом, при своем теоретическом видении «двух царств», при делении всего на «дела духовные» и «дела земные», скоро и по вопросам Церкви охотно подчинилось светским владыкам.

Нередко слышно мнение и о том, что сущность Реформации выражается

в) в «правильной» интерпретации апостола Павла[117]. Но Лютер при толковании апостола акцент ставил на оправдание, а швейцарские его коллеги – на освящение всей жизни христианина во славу Божью[118]. При этом, Меланхтон и в рамках лютеранства, говоря об оправдании, всегда подчеркивал синергию (сотрудничество) человека с Божьей Благодатью[119].

(4) Для объяснения сути Реформации мы можем найти и понятия, обозначающие черты нашего современного общества:

а) «плюрализм мнений», «толерантность», а также такие для нас после краха советской идеологии уже привычные вещи, как

б) «свобода совести», «свобода вероисповедания».

Действительно, о духовной свободе в 1520 г. как «о свободе христианина» после апостола Павла самым ярким образом писал именно Лютер. Нельзя отрицать, что этот его трактат входит в перечень самых знаменитых трудов человечества, с большим опозданием к середине XX века – 450 лет после начала Реформации – вдохновивший даже определения II Ватиканского собора[120].

Однако факты ущемления христианской свободы и после Лютера повторялись в тех же протестантских странах. Они имели место еще долго после Реформации. В той же связи мы уже отметили переселение немцев в Россию из-за религиозно-конфессиональных убеждений. Вообще, один из последних импульсов для образования предпосылок прочной свободы совести в обществе дала не Реформация, а просвещение XVII–XVIII века. Многое из того, что мы сегодня называем «демократией», даже Лютеру и Кальвину как людям своей эпохи показалось бы чудовищным.

Хорошо известно, что Лютер, будучи автором трактата «О свободе христианина», все-таки к мнению других реформаторов, включая Цвингли, Карлштадта и Мюнцера, оставался довольно враждебным. Распад возможного союза со швейцарской Реформацией лишний раз показывает его нетерпимость к мнению других.

Верно, Лютер дал некий первый импульс началу той демократии и тому плюрализму, которые мы имеем сегодня. Но нельзя забывать, что демократизация общества, если говорить о Реформации, началась не во дворах королей или князей, а в Церкви. В связи с этим она сугубо медленно, постепенно переходила и на другие сферы общества, включая свободные выборы и пр.

То же самое в общих чертах можно сказать о Цвингли и Кальвине: при их жизни еще велась жестокая борьба за существование новой формы ими преобразованной Церкви. При этом