Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства

Первый проект догматической конституции II Ватиканского собора о Церкви, который был разработан для собора в подготовительный период, в том, что касается исключительных претензий Католической церкви, соответствовал энцикликам «Mystici corporis» и «Humani generis». Только Католическая римская церковь признавалась в нем Церковью Христа. Этот проект был подвергнут суровой критике во время первой сессии собора. Поэтому богословская комиссия разработала ко второй сессии новый проект. Но и этот текст стоял на позиции, что «руководимая римским понтификом в сообществе с епископами» церковь должна пониматься исключительно как Церковь Христова. Пленум собора не согласился с этим высказыванием и предпринял кардинальное изменение текста.

Ясная позиция по первому и второму проекту не дает ни малейшего сомнения относительно действительных намерений собора: соборные отцы хотели отказаться от старой экклезиологии, рассматривавшей церковь, руководимую римским епископом, единственной Церковью Христовой. Предыстория текста, который в конце концов был утверждён собором, выбивает почву из-под любых попыток интерпретации документа собора в духе «исключительности», и утверждённая собором 21 ноября 1964 г. Конституция в статье восьмой гласит: «Церковь (= единственная Церковь Христова, которую мы исповедуем в Символе веры как единую, святую, вселенскую и апостольскую) в этом мире создана и устроена как общество, осуществлена в Католической церкви, водимой преемником Петра в сообществе с епископами. Это не исключает того, что вне её состава находятся разнообразные элементы святости и истины, которые, как присущие Церкви Христовой дары, устремляются к вселенскому единству».

Этим высказыванием соборные отцы подтвердили веру католиков в то, что в собственной церкви они находят истинную Церковь Христа. Одновременно они выразили совершенно ясно, что это убеждение не может сочетаться с отрицанием достоинства всех других церковных общин. И в Декрете об экуменизме, который был утверждён на том же самом торжественном заседании вместе с догматической Конституцией о церкви, они вполне определённо объяснили, сколь драгоценны те «разнообразные элементы святости и истины», которые находятся вне канонических границ Католической церкви.

Обо всех церквах и церковных сообществах христианского мира там сказано, что они в Божьем замысле о спасении избраны орудием спасения; «несмотря на недостатки, которые, по нашей вере, им присущи, они наделены значением и весом в Тайне спасения. Дух Христов изволил пользоваться ими как средствами спасения...» (ст. 3). Сверх того, в специальном разделе относительно восточных церквей, со ссылками на их благодатную жизнь, подчёркивается, что «восточные христиане в их богослужениях, особенно в Евхаристии, которая есть источник жизни церкви и залог грядущей Славы, во время которой верующие, в единстве со своим епископом, получают доступ к Богу Отцу через Сына, воплощённое Слово, который страдал и был прославлен, в излиянии Святого Духа, обретают общение с Пресвятой Троицей, в котором они становятся причастниками Божьего естества» (ст. 15). В заключение там говорится о восточных церквах в связи с драгоценностью святых таинств: «Так созидается и возрастает через совершение Господней Евхаристии в каждой из этих церквей Церковь Божия...»

Таким образом, восточные церкви были названы II Ватиканским собором церквами в истинном и полном смысле, и с этой поры католическая экклезиология в размышлении о церковных общинах, не состоящих в полном единении с католиками, вновь обращает внимание в первую очередь на Божью благодать, которая есть как по эту, так и по другую сторону разделительной линии. И лишь во вторую очередь она занята теми недостатками, о которых следует говорить при серьёзном экклезиологическом исследовании, потому что, к сожалению, они существуют. Католическая экклезиология вновь учится благодарить Господа за то, что, несмотря на расколы, которые произросли из человеческих недостатков, Он объединяет разделённых и впредь Его благодатью. Древняя и глубоко укоренённая в традиции экклезиология нашей церкви, которая после Тридентского собора была постепенно забыта, а за 200 лет, прошедших между запретом на «communicatio in sacris» Священной Конгрегацией пропаганды веры и обеими энцикликами, «Mystici corporis» и «Humani generis», была почти совершенно помрачена, вновь нашла тем самым полное признание.