Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства

С церковной унией были связаны и социально-политические предложения, что углубило раскол и по светской линии. Высшие слои населения увидели угрозу в обещании румынам социальных перспектив и стали оспаривать законность значения для всей паствы Трансильванской унии и требовать индивидуального перехода в униатскую церковь. Если бы действительно при помощи унии удалось поднять Румынскую епархию до уровня признанной церкви, это означало бы одновременно серьёзное изменение трансильванской конституции. Тогда румыны, подобно кальвинистам, лютеранам, унитариям и латинским христианам, могли бы претендовать на представительство в парламенте; они стали бы, вместе с венграми, саксонцами и секейями, четвёртой — и самой многочисленной — нацией Трансильвании. А это сузило бы права прежних трёх наций.

Доныне восточные христиане, которые поднимались в социальном плане и добивались общественных прав, вынуждены были присоединиться к одной из ведущих наций. При этом они кардинально меняли свой статус: они должны были принять другую религиозную традицию, должны были уподобиться в обычаях той нации, в которую они ассимилировались; предстояло сменить, по большей части, разговорный язык. Таким образом, обязательный и личный переход был той ценой, которую они платили за расширение собственных прав. Высшие слои были довольны таким поворотом событий, потому что интеграция в другую нацию наиболее способных к продвижению румын лишала румынский народ потенциальных лидеров, а значит, легче можно было держать в рабстве румын, отняв у них лучшие головы.

Неизмеримо велика разница между гарантией общественных прав отдельным румынам при индивидуальном переходе и предоставлением таких прав всей румынской народности в связи с общеобязательными решениями церковного руководства относительно окончания раскола с латинской церковью. Ради социально-политических последствий, которые были связаны с унией, благополучные трансильванские сословия потребовали того, чтобы не решения церковной власти, а только индивидуальные переходы в унию получали законную силу. По их мнению, об унии можно было говорить лишь тогда, когда отдельные клирики или верующие заявляли о своём отходе от прежней церкви и индивидуальном переходе к унии. Власть имущим не было выгодно допустить общезначимого заключения унии, а индивидуальные переходы погоды не делали. Здесь играли решающую роль социально-политические, а не религиозные мотивы. Интересно, что в этом деле католические верхи выступали вместе с протестантскими.

После того как Афанасий и его люди подписали документ об унии, тотчас начались действия, которые лишали унию способности аннулировать собственно раскол и придавали ей характер перемены веры. В октябре 1699 г. трансильванское правительство разрешило начать опрос, во время которого румыны перед комиссией из представителей четырёх признанных конфессий, каждый отдельно, должны были разъяснять, хотели бы они «остаться в своей вере или вступить в унию с другими конфессиями». Кто хотел остаться в старой вере — так это звучало, — тот оставался в своём прежнем статусе, что означало: в бесправии. Эта альтернативная формулировка постановки вопроса была предложена намеренно, потому что было известно, насколько велика верность румын их традициям, и поэтому большая часть их высказалась бы за то, чтобы всё оставалось по-старому. Чтобы ещё больше отпугнуть от унии, высшие круги впоследствии добились того, что между униатами и неуниатами должны были быть проведены чёткие разграничительные критерии. Благодаря формальному согласию с своеобразными критериями было бы документально подтверждено, что продвижение по социальной лестнице дальше, чем прежде, связано с переменой конфессии, и чем явственнее становились различительные признаки, тем большее число румын оставались бы лучше рабами, чем решались бы на эту перемену. Таким образом, из-за могущества трансильванской знати и слабости императора через несколько лет после того, как иезуиты начали работать над унией, ее концепция значительно изменилась, теперь не только из-за экклезиологии кардинала Коллоница, но и по социально-политическим причинам.