Христос и карма. Возможен ли компромисс?

К тому же, и далеко не все наши западные святые ясно видели то, о чем мы ведем речь, но лишь некоторые из них, например, те, кого мы здесь цитировали. И дажее среди них многие совсем неверно объясняли собственный опыт, совсем не так, как это было на самом деле. Например, некоторые из них думали, что своими молитвами и жертвами просто умиротворяют Божий гнев, обрушивающийся на грешников, и вызывают в Нем хоть каплю милосердия. То есть они часто объясняли успешность своих действий какими-то совершенно монструозными причинами. И такое кощунство очень часто встречается в нашем богословии!

Будда Сострадания

Будда Сострадания, ставший широко известным на Западе благодаря книге Анри де Любака[462], это, конечно, Амида, японская версия Амитабхи.

Его роль стала особенно значима в Японии в XII веке. Утверждают, что достаточно призвать Амиду от всего сердца и с полным доверием, и сможешь избежать реинкарнации, что бы ты ни совершил в этой жизни. Однако это все еще не конец игры. Еще нужно в своеобразном подобии временного рая совершить необходимое совершенствование. Но как бы ни была притягательна эта легендарная фигура, она все же нетипична для традиционного буддизма, поэтому мы и не будем долго на ней останавливаться.

Но характерно тут, что по меньшей мере одно из направлений буддизма довольно рано разработало это понятие переноса или обмена между бодхисатвой и тем, кто страдает. Это хорошо заметно, например, во II веке до н. э. у такого автора как Нагарджуна: «Могу ли я взять на себя плоды их неправедных деяний и могут ли они получить плоды моих праведных деяний»[463].

Традиция эта восходит к самому Будде и идет через многие и многие тексты вплоть до наших дней. Геше Келсанг Гьяцо так описывает технику, к которой отсылают нас слова далай-ламы:

«Пусть отрицательная карма и страдания всех живых существ наделят меня своими плодами и пусть все от этого познают немедленное освобождение от страданий и их причин». Он уточняет и сам метод: «Произнося столь пламенную молитву, мы представляем, что все мучения и неправедные деяния всех живых существ превратятся в некое подобие черного тумана, который просочится в наши сердца, напрочь разрушив в них нашу озабоченность самими собой». А дальше он объясняет, в свою очередь, как такая молитва связана с правильным дыханием[464].

Желание, чтобы все спаслись, здесь то же, что и в христианстве. Формулируется оно, однако, скорее ближе к развиваемому на Западе механизму искупления, чем к тому, который я вам здесь предложил. «Освобождение» здесь, похоже, выдается извне, без личного участия в нем «освобождаемого».

В этой традиции появлялись чудные тексты. Вот, например, несколько цитат из творений Асаньи, V век н. э. Для него бодхисатва «уже не делает различий между Я и другим. Для него одинаково важно, чтобы страдания прекратились и у него, и у других… Для бодхисатвы так же естественно любить все творение, как нам – любить своего единственного сына. Как голубка ухаживает за своими птенцами и любовно прикрывает их крылами, так же точно поступает со всем творением и Сострадающий, ибо все живые существа будут ему детьми». И далее: «Мир не в состоянии выносить собственную боль… Бодхисатва способен вынести боль всего творения вкупе, всю ту боль, что есть в мире. Его нежность ко всей твари будет одним из вершинных чудес света, или вернее сказать, что, раз другой и Я – для него одно и то же, то и все творения будет для него как он сам»[465].

Буддистская традиция сострадания насчитывает и множество других прекрасных и горящих любовью текстов[466]. Это желание всеобщего спасения порой заходит очень далеко и какими-то немаловажными деталями напоминает нам христианство. Как, например, в этих кратких отрывках из прекрасной поэмы принца Шантидева, сбежавшего в лес в тот день, на который была назначена его коронация:

«Смогу ли я стать для всех Тем, кто утишает боль и страдание!
Смогу ли я стать для больных лекарством, врачом, сиделкой, пока боль не пройдет!..
Смогу ли я стать для бедных неисчерпаемым сокровищем!..
Я отдаю тело свое ради удовольствия всех. Пусть они беспрестанно его побивают, уничижают, покрывают пылью.
Пусть они сделают себе из тела моего игрушку, предмет для насмешек и развлечения…»[467]