Хорошо: для человека, который медленно продвигается по пути святости, чтобы в конце соединиться с Богом, это вполне нормальное движение[355]
. Это схема, соответствующая медленному подъему, постепенному обожению. Для Христа же все обстоит в точности до наоборот. Тут все могущество Божественной Любви снисходит в нашу нищету. «Потому что мы возвещаем Христа не как обожествленного человека, но как совершенно воплотившегося Бога»[356].4. Слово в нем стало молчанием
Итак, и в самом деле нужно – я снова возвращаюсь к этому вопросу, как Шарль Пеги снова и снова, по спирали, возвращается к волнующим его темам, – нужно, чтобы Христос действительно взял на Себя наши немощи и искушения. По-настоящему, а не понарошку. Иначе и спас бы Он нас тоже только понарошку. А значит, нужно, чтобы Он на самом деле, изнутри, испытал эти немощи и искушения на Себе.
Так, например, сын одних моих знакомых с раннего детства терпеть не мог сыр. От одного его запаха и даже вида у него подступала тошнота. Если Христос именно так переносит наши искушения, то Ему будет совсем нетрудно их преодолеть. Но вряд ли бы Ему удалось нас спасти при помощи такого жалкого маскарада. Нужно, чтобы Он испытал их на самом деле, как Свои собственные искушения.
А для этого нужно, чтобы Он освободился, если можно так выразиться, от привилегий своей божественности. Нужно, чтобы Он, сама святость, сама чистота, вошел в саму нищету нашей бедной чувственности. О, конечно, нет необходимости в том, чтобы Он испытал все наши искушения во всевозможных подробностях! Ему вовсе не нужно пропускать через Себя нашу тягу к водке, виски или кальвадосу, или к тем красотам, что мы созерцаем на пляже. Нет, достаточно будет испытать глубоко внутри Себя то, что будет корнем всех наших искушений, как мы уже видели: это жуткое желание добиться собственного счастья, не заботясь о счастье других людей.
Евангелия говорят нам об этом очень скупо. Мы можем прочесть лишь о трех искушениях в начале и в конце Его земной жизни. И все же этот текст, при всей его сдержанности, отражает самую суть разворачивающейся драмы: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Мф 26:39). А углубляться еще сильнее в душу Христа – кто на такое способен? И кто осмелится?
Нам остаются лишь капли кровавого пота в Гефсиманского саду, под оливами. И Его крик, на Кресте, незадолго перед концом: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк 15:34; Мф 27:46).
Человеческая слабость и божественная сила
Вот по этим наметкам «отцы Церкви», раннехристианские богословы и пытались понять всю тайну жизни Христа. А также на основе своего собственного жизненного опыта, в чем я глубоко убежден, и подтверждения этому мы вскоре увидим на примере свидетельств многих мистиков, как западных, так и восточных, с первых веков христианства и до наших дней.
Заключение, к которому все они пришли, состоит в том, что Святость Бога, абсолютная Чистота Бога должна была каким-то образом оставить Его человеческую природу, Его тело и Его человеческое сердце, чтобы дать Ему возможность реально и глубоко испытать то, что мог бы испытать наибеднейший из нас.
Возможно, в моей жизни найдется какая-то склонность, которой я слишком долго уступал, привычка, с какой давным-давно смирился, принцип, до сих пор управлявший моей жизнью, тайная рана, над которой я давно замер, что-то в моем окружении, чего я никак не могу принять, и т. д. Все это и есть карма, пленником которой я оказываюсь, а порой даже не хочу от нее освободиться. Вот все это Христу и нужно испытать во мне, вместе со мной, чтобы меня от этого освободить, чтобы высвободить мою свободу. И нужно, чтобы Он испытал это так же сильно, как и я.
Но, чтоб иметь возможность меня освободить, Ему придется действовать лучше, чем это получается у меня самого. Вот тут-то и нужно, чтобы Его божественность не совсем покинула Его человеческую природу. Если Он, и только Он может меня спасти, то все это потому, что только Он может любить так, как я сам любить не способен, любить как Бог, любить Божьей любовью.
Речь здесь идет о чем-то очень конкретном, о механизме, который может нам показаться утонченным и напомнить, еще раз, мыслительные построения богословов. И все-таки на этот раз попробуйте подумать сами. Ведь когда вам в книгах или телепередачах объясняют строение вашего тела или всей Вселенной – это ведь тоже не просто. Неужели вы хотите, чтобы погружение Бога в наш с вами мир оказалось простым и понятным феноменом, соответствующим элементарной схеме?
Нет! Это невозможно. Но мы увидим дальше, что многие святые, в начале своего жизненного пути тоже не понимавшие таких богословских тонкостей, в конце сумели понять их на собственном опыте, и тем самым сумели понять тайну жизни Христа.