– Хосподи, защити меня, защити! – в панике закричала Евдокия, усиливая бег. – Хосподи, смилуйся надо мной! Прошу, молю Тебя, помоги, Хосподи!
– Да обожди ты, дурёха! – прозвучал из темноты голос сестры. – Остановись, не беги, я тебя не обижу!
– О Хосподи, спасибо тебе, Владыка Небесный! – облегчённо вздохнула Евдокия, останавливаясь. – Машка, как ты здесь? Напугала меня до умопомрачения.
Сёстры обнялись и расцеловались.
– Я тебя не пугала, ты сама испугаться захотела, – сказала Мария. – У нас на корабле про тебя что только не болтают. Вот мне и захотелось найти тебя и обспросить, что правда, а что кривда.
– Ничего я тебе говорить не буду, сестра, не сердись, – замкнулась Евдокия. – Придёт время, и сама всё узнаешь.
– Ты чего, и поговорить со мной не желаешь? – прошептала в замешательстве Мария. – Не хочешь услышать, что люди наши о тебе говорят?
– Я знаю, что про меня болтают всякую всячину, – горестно вздохнула Евдокия. – И слушать её я не желаю. И так ночи не сплю, слезами заливаюсь.
– Ну хорошо, пусть так, – вздохнула и Мария. – Только скажи, когда возвращаться собираешься. Одиноко мне без тебя, сестрёнка, родненькая…
– Не рви мне душу, сестричка! – со стоном высказалась Евдокия. – Не вольна я сейчас собой распоряжаться. Под присмотром я, и мне не можно делать то, чего хочу.
– От слов твоих аж мороз по коже, – поёжилась Мария и обхватила себя руками. – А у нас говорят, будто ты от корабля нашего отбилась. Я вот ждала тебя, ждала, думала, вот-вот вернёшься, а ты не возвращаешься. Тогда и пошла я искать тебя.
– А кто надоумил тебя здесь меня искать? – забеспокоилась Евдокия. – Уж не «богородица» ли Агафья?
– Нет, она сама не ведает, где ты, – покачала головой Мария. – Не знаю для чего, но уж очень поглядеть на тебя желает. Голубей наших в церковь ходить заставляет, чтобы тебя найти.
– Потому я в церковь ни ногой, когда там службы идут, – сказала Евдокия. – Я знаю, что голуби туда сейчас днём заглядывают, а ночами в синодальной горнице радеют. Вот и хожу я в церковь тайно, когда там уже никого нет.
– А я сразу поняла, где искать тебя надо, сестра, – усмехнулась самодовольно Мария. – Ты же всегда тайком от старца и старицы в церковь молиться бегала.
– Прости меня, сестрёнка, и не уговаривай, – покрутив головой, заговорила Евдокия. – В обрат я больше не вернусь. Мне теперь вера православная ближе к сердцу стала, а участвовать в радениях и свальных грехах я больше не хочу и не буду.
Мария посмотрела на неё с осуждением.
– А как же я, сестра? – сказала она. – Это же за тобой следом пришла я на корабль христоверов. И теперь ты бросаешь меня?
– Обожди, потерпи маленько, Машутка, – беря доверительно сестру за руку, сказала Евдокия. – Вот уляжется кутерьма со старцем, я заберу тебя оттуда. И уедем мы с тобой, куда глаза глядят.
– Не таись, расскажи мне всё как есть, Евдоха? – хватая её за руку, горячо зашептала Мария. – Я пойму, вот увидишь, я пойму тебя, сестрица. Отчего ты от людей прячешься и возвращаться в общину не хочешь?
– Нет, не поймёшь, – вздохнула Евдокия. – Я сама-то ничегошеньки не понимаю.
– А ты попробуй, – настаивала Мария. – Ты расскажи, а там…
– Нет, и пробовать нечего, – мягко отказалась Евдокия. – Ты бы шла, сестра, покуда не совсем поздно. Я даже пригласить тебя переночевать не могу.
В душевном порыве сёстры обнялись и заплакали.
– А к нам солдат давеча заходил, – прошептала Мария, всхлипывая. – Весь страшный такой – ни рук, ни лица не видать, весь бинтами замотанный.
Услышав новость, Евдокия отстранилась от сестры и вытерла слёзы.
– Солдат, говоришь? – переспросила она настороженно. – А чего приходил он к вам, не сказывал?
– Как же, сказывал, – тоже вытирая слёзы, сообщила Мария. – Тебя он видеть хотел, Евдоха, вот к тебе и приходил.
– Аль весточку какую от Евстигнея привёз? – заволновалась Евдокия.
– Так и есть, весточку, – шмыгнув носом, подтвердила её догадку сестра.
– Ох, чую, не с добром захаживал солдат тот, – почувствовав укол в сердце, занервничала Евдокия.
– Так и есть, не с добром, – вздохнула Мария. – Он хотел тебе сказать, а сказал мне и Агафье, что Евстигнея твоего в живых нет.
Евдокия вздрогнула и едва не присела от ужасной новости.
– А я ведь всё надеялась, что жив Евстигней мой, – прошептала она. – И сердечко ни разу не ёкнуло, смерть его почуяв. А солдат разом не сказывал, какую смертушку принял Евстигней мой?
– Как же, сказывал, – всхлипнув, ответила сестра. – Немцы их в окопе напалмом сожгли. Он ещё много чего рассказывал, да вот пересказывать больно долго…
Евдокия занервничала в замешательстве. Она не могла вести в дом иерея сестру без его дозволения, но и отпустить её, на ночь глядя, тоже не могла.
– Знаешь, что, Марья, а пойдём-ка со мной, – решилась девушка на отчаянный шаг. – Будь что будет, но нам вдвоём…
Оборвав себя на полуслове, она взяла Марию за руку и потянула её за собой.
Удобно расположившись в телеге на ворохе сена, Савва Ржанухин сладко спал, наполняя звуками храпа большой участок улицы. Из калитки дома, возле которого стояла телега, вышел Силантий и ухмыльнулся.