Хризалида

Печальной тайною волнующе согреты
Черты двух душ, покинувших меня.
Являет лик безвестного портрета,
Загадочно в себе соединя

Мысль одного, глубинный свет другого —

И общего изгнания пути.
Глядят глаза и мягко и сурово,
В устах застыло горькое «прости».

Таит следы недоболевшей боли

Мучительно приподнятая бровь.
Боренье тяжкое своей и Божьей воли
И отягченная изменою любовь.

Как любит он со мною долгим взглядом

Обмениваться в ночь без отдыха и сна.
И до утра исполненную ядом
Мы чашу пьем. И нет у чаши дна.

1921, Сергиев Посад

Сестре А.Г.М

Должна быть шпага, на которой клянутся.

Слова бреда

Твой озаренный бледный лик,
Твой голос, дико вдохновенный,
В пожар души моей проник,
Как перезвон набата медный.

«Должна быть шпага. На клинке

Ее начертаны обеты.
Не здесь. Не в мире. Вдалеке,
В руках у Бога шпага эта».

Как белый саван, облекал

Тебя наряд твой сумасшедший,
И неземным огнем сиял
Твой взор, в безумие ушедший…

Мой дальний друг, моя сестра,

Я эту шпагу отыскала
И знаю, как она остра —
Острей, чем самой смерти жало.

1921, Сергиев Посад

Из цикла «Первое утро мира»

1. «В первое утро мира…»

В первое утро мира
Слетелись эльфы
На крылах стрекозиных
На песчаный холмик,
Где розовый вереск
Кадил ароматами
Росного ладана.

«Молились вы Богу,

Малютки крылатые?» —
Спросил их Ангел
У райских врат.

В первое утро мира

Ответили эльфы
Строгому Ангелу
На призыв к молитве:

«Молитва наша —

Трепет крыльев
И их переливы
На утреннем солнце.
Причастная чаша —
Розовый вереск.
И аллиллуйя —
Наши поцелуи».

3. «В первое утро мира…»

В первое утро мира
Ева поздно встала.
Солнце лучами прямыми
Кудри ее расчесало.

Пальм голубых опахала

Свеяли снов налеты
С темных стрельчатых ресниц.

Чистого лотоса росы

Омыли ей лик и грудь.

Слетелись райские птицы

И в песнях запели райских
О счастии жить в раю.

И высоко на древе познания

Увидела Ева бездонный,
Таинственно-черный, влекущий
Загадкою страшной взор.
И скучны стали райские песни
Еве с тех пор.

4. «Это было тоже…»

Это было тоже
В первое утро мира.
Адам поссорился с Евой.
И сидели у дерева Жизни
Они, как чужие.

И сказала Адаму Ева:

«Мне наскучили райские песни
И ограда садов Эдемских».

И Адам ответил: «Я знаю,

Это всё наветы Змея,
Я видел сегодня, как взором
Ты бесстыдно с ним обменялась».

И упрямо склонила Ева

Лучезарный лик на колени.
И предстали в тот миг перед нею
В непонятном, как бред, виденьи —
Чернобыльник, колючие травы,
И звериные кожи, и кровь,
И звезда Люцифера в сияньи и славе,
И Крест. И на нем ее Жизнь
И Любовь.

5. «Серенький зверек…»