Хромая дама: Нерассказанная история женщины – тайного агента периода Второй мировой войны

Тем не менее, необходимость посылать в поле все больше агентов стояла настолько остро, что некоторые из них были завербованы, сами того не понимая. Владеющая двумя языками секретарша, которая невольно оказалась на интенсивном учебном курсе УСО, ждала несколько недель, прежде чем наконец осмелилась спросить одну из своих коллег-стажеров, знает ли та, что они здесь делают. Некоторые знали больше, но верили в то, что тайная жизнь была чем-то гламурным, а не смертельной битвой за выживание. Одна женщина из УСО по прибытии на корабле на Ривьеру первым делом спросила у Вирджинии, где найти лучшего парикмахера. Вирджиния не терпела такого тщеславия и ясно выразила свое неудовольствие, отправив еще одну женщину-новобранца обратно на корабль: было очевидно, что перед отъездом из Лондона она сделала химическую завивку, а это была роскошь, недоступная во Франции. Женщину могли сразу же задержать, что представляло смертельную опасность для них всех[190]. Одна из первых прибывших женщин-новобранцев из УСО, француженка лет сорока, секретарша в отеле в Вест-Энде, однако, была из другого теста. За внешней «пушистостью» и «весельем»[191] Ивонн Рюделлат скрывались крепкие нервы и острый ум. Она направилась в Тур, чтобы отважно начать работу курьером, за что была рекомендована к Военному кресту (но ей было отказано, поскольку медаль тогда не присуждалась женщинам). Месяц спустя двадцатилетняя Андре Боррель стала первой женщиной, десантировавшейся с парашютом. Она работала курьером с Фрэнсисом Саттиллом, организатором сети «Проспер» и адвокатом, известным хорошо подвешенным языком. Саттилл был мужественным человеком, но при этом имел довольно оригинальные идеи относительно того, как нужно было нанимать местных помощников. Они с Боррель выбрали будущего заместителя руководителя сети, демонстрируя в одном парижском ночном клубе пистолеты стэн – излюбленное оружие Сопротивления – «заинтересованной смешанной аудитории»[192]. Это был неудачный старт, и кончилось все тоже плохо. Обе женщины в конце концов погибли: Боррель казнили в концентрационном лагере Нацвейлер, где ее живой затащили в крематорий; Рюделлат в истощении умерла от тифа сразу после освобождения из Бельзена.

Вирджиния же продолжала работу. Однако она отчаянно нуждалась в определенного рода поддержке. Теперь, когда Бодингтон дал ей отсрочку, она не только не свернула свою деятельность, но и была занята больше, чем когда-либо. Бейкер-стрит посчитала необходимым напомнить Вирджинии, чтобы она не тратила время на помощь другим разведывательным службам союзников: польским, бельгийским и даже конкурирующей британской службе МИ-6, поскольку они опасались, что те лишь пользуются «ее добрым сердцем»[193]. Но если Вирджиния видела возможность для сбора разведданных или создания сетей, она не могла устоять. А некоторые из величайших легенд Сопротивления, в том числе Готье, все еще почти не приносили практической пользы. «Слишком много внимания уделяется велеречивым планам, слишком много слов и слишком мало дела», – жаловалась Вирджиния.

Она повторила свою просьбу о «постоянном представителе для установления контактов и проведения расследований». Но также дала понять, что Лондон может оставить его себе (очевидно, не допуская мысли о другой женщине), «если только он не будет первоклассным агентом, опытным, авторитетным, готовым брать на себя ответственность и вести полную неприятностей жизнь» и, самое главное, «не жаловаться». Выручив одного сотрудника, который потерял почти 30 000 франков и свои документы в поезде, и другого, чьи чеки почти на 40 000 франков были проиграны в казино, она устала играть роль матери для мужчин, ведущих себя как непослушные дети. Питер Черчилль сравнивал полдюжины «асов», таких как Вирджиния, которые сделали всю работу «умирая с голоду… на этой ничейной земле», и тех, кто был «неряшливым и бесхребетным, от которых слышны были только нытье и стоны» и которые «не могли держать это при себе»[194]. Все агенты были напуганы. Большинство страдало хронической бессонницей. «Тебя преследуют бесконечные кошмары неопределенности, – объяснял один из них. – Напряжение, натянутые нервы и усталость, неослабная бдительность, которой требует жизнь во лжи, – вот с чем [агенту] придется столкнуться, вот что нужно принять и научиться контролировать. С ними нельзя совладать полностью»[195]. Но даже если страх не удавалось побороть, с ним нужно было справляться, не прибегая к алкоголю, азартным играм или беспорядочным связям. Агенты должны были находить в себе силы работать дальше, но мало кто мог это сделать.