Хромая дама: Нерассказанная история женщины – тайного агента периода Второй мировой войны

Генри открыл кухонное окно и беззвучно спрыгнул на задний двор, а Альфред за руку подтащил Жермен. Он обхватил ее руками, чтобы передать своему брату, ожидавшему внизу, но она вырвалась. «В добрый путь, мальчики, – сказала она с нервной улыбкой. – Я с вами не пойду. Я француженка и смогу справиться с этими малышами». Она начала снимать пальто и шляпу, и братья поняли, что она готовится пожертвовать телом, чтобы дать им уйти. Для Жермен самым важным в жизни было то, что ее друзья с восхищением называли «пламенной любовью и стыдом за Францию»[256]. Она олицетворяла собой невероятное мужество, которого, ей казалось, не хватало многим ее соотечественникам. Братья умоляли ее бежать, пока была такая возможность, но ее лицо отражало стальную решимость. Одному из братьев на короткий миг даже пришла идея вырубить ее и отнести в безопасное место, пока она без сознания. Но на пути к свободе они должны будут преодолеть множество препятствий и, скорее всего, им придется отстреливаться. Так что в последние секунды, пока дверь еще не была выбита, они сделали то, о чем она просила. В последний раз, когда Альфред видел Жермен, она раздевалась до нижнего белья и сонно кричала: «Эй! Кто здесь? Что вам нужно посреди ночи?»[257] Гордая и величавая, она накинула халат и открыла дверь.

Два дня спустя Ньютоны вернулись на улицу Буало, переодевшись инженерами-газовиками, чтобы, как они выразились, «навестить гестапо». Хотя свет еще горел, немцы и Жермен уже ушли. В потрясенном молчании они оглядели пустую квартиру, перевернутую вверх дном. Стулья, столы и разбитые лампы были разбросаны по полу, а обои свисали клочьями. Будильник, серебряная зажигалка, сигареты и вся еда в кладовой были изъяты. Больше всего пугали пятна крови на ковре. Братья достали кое-какие спрятанные бумаги из-под коврика на кухне и скрылись.

Через пару ночей после ареста Жермен Алеш снова появился в Лионе и навестил Жене, обезумевшего от известия. Притворившись, что ничего не знает о произошедшем, аббат сообщил, что у него есть связи в гестапо, утверждая, что они могли бы добиться освобождения Жермен, если бы ему дали достаточно денег для подкупа. Чрезвычайно благодарный, Жене предложил ему десятки тысяч франков из собственного кармана и признался Алешу, что у Жермен в квартире есть еще много миллионов золотыми монетами. Не мог ли священник позаботиться о том, чтобы их поместили в безопасное место? Также не мог бы он передать какие-нибудь посылки с едой для Жермен в ее тюремную камеру?

Возможно, именно в тот вечер Алеш начал грабить имущество Жермен, одновременно наслаждаясь продуктами с черного рынка, предназначенными для передачи ей в тюрьму. Под предлогом перевозки ее вещей в безопасное место он загрузил сундуки доверху золотыми монетами, мехами, модной одеждой и драгоценностями, а также сорвал ценные гобелены (которые позже продал за целое состояние парижскому дилеру). Даже светильники и фурнитура были содраны до голой штукатурки[258]. Сам Жене, конечно же, был арестован через несколько дней и также отправлен во Френ, где его, с туго скованными наручниками руками и измазанными кровью запястьями увидел другой участник Сопротивления. Вскоре после этого его депортировали в лагерь смерти в Бухенвальде вместе со 150 другими заключенными и затолкали в грузовик для перевозки скота, где он умер от удушья.

Конечно, Алеш ничего не сделал для Жермен, несмотря на рассказы ее друзьям о том, что он неустанно трудится ради ее свободы, одновременно вытягивая из них деньги. Да, он действительно посетил ее во Френе, но только для того, чтобы получить больше информации о Вирджинии и других участниках Сопротивления. Эта информация, как он утверждал, была необходима для организации освобождения Жермен и их защиты. Трагедия заключалась в том, что, хотя Жермен и отказывалась что-либо рассказывать своим следователям, Алеш обманом заставил ее выдать ему имена некоторых из тех, за спасение которых она боролась больше всего. Когда она перестала быть полезной, Жермен отправили в грузовике для перевозки скота с Восточного вокзала в Париже в концлагерь для женщин в Равенсбрюке к северу от Берлина, где ей полностью обрили, включая лобковые волосы. Ей дали арестантский номер 39280 и лагерную форму, состоящую из грубого хлопчатобумажного платья в бело-голубую полоску и деревянных ботинок. Позже, когда в лагерях стали убивать больше людей, ее отправили во вспомогательный лагерь, удобно расположенный прямо рядом с газовыми камерами.