Хромая дама: Нерассказанная история женщины – тайного агента периода Второй мировой войны

Пока Вирджиния играла в кошки-мышки с немцами, миссис Холл следила по газетам за ходом войны в Европе и переживала за дочь – было ясно, что битва за Францию   скоро начнется. Она уже несколько месяцев ничего не слышала о Вирджинии, но достаточно хорошо ее знала, чтобы подозревать: ей угрожает опасность. В апреле миссис Холл написала капитану Греллю в Лондон, имя и адрес которого Вирджиния дала ей перед отъездом. 2 июня Шарлотта Норрис из Нью-Йорка наконец ответила от его имени. Она извинилась за отсутствие подробностей из соображений безопасности, но добавила, что «ваша дочь связана с Первым экспериментальным отрядом армии США», не сообщив, конечно, что это было вымышленное прикрытие УСС. Вирджиния «делала важную и трудоемкую работу», которая «требовала перевода из Лондона» и сводила «переписку к минимуму». Она добавила: «Пожалуйста, не стесняйтесь писать мне, когда хотите, миссис Холл. Мы находимся в постоянном контакте с вашей дочерью и немедленно узнаем о любых изменениях в ее статусе. Я буду рада сообщить вам любые новости о ней»[319].

Вирджиния, конечно, тоже ждала новостей. Есть некоторые разногласия относительно того, где она находилась, когда «День Д» наконец настал. По одной правдоподобной версии, вечером 5 июня она вместе с Эстель Бертран и несколькими другими сторонниками слушала радио в своем новом фермерском доме в Сюри-э-Буа. Оно было настроено на французскую передачу «Би-би-си», которая каждый вечер объявляла: «Ici Londres. Les français parlent aux français. Veuillez écouter quelques messages personnels («В эфире Лондон. Французы обращаются к французам. Пожалуйста, прослушайте несколько личных сообщений»). В деревенской гостиной стояла духота, а сигнал был плохим, поэтому небольшая группа сгрудилась вокруг радиоприемника, и диктор начал говорить: «Blessent mon cœur d’une langueur monotone» («Стынет душа в оцепененье»[320])[321]. Этого сообщения Вирджиния ждала с первых дней работы агентом, вот уже три года. Все, через что она прошла, все, что она сделала, боль, горе и страх, которые она пережила, – все было подготовкой к этому моменту и долгожданному возвращению союзных армий на французскую землю. Она ждала и ждала, играя с огнем, рискуя жизнью в смертельно опасной части Франции, лишь по одной причине. Теперь, наконец, наступил «День Д», или Jour J. Огромные конвои кораблей уже двигались во тьме к боевым постам у побережья Нормандии. Первая волна из 150 000 человек под командованием генерала Эйзенхауэра должна была подготовиться к выходу на длинные песчаные пляжи нормандского побережья, чтобы столкнуться со сталью и яростью тщательно укрепленного вермахта.

Затем последовало не менее трехсот закодированных «сообщений о действиях», каждое из которых предписывало сети провести заранее подготовленные атаки на железные дороги, мосты и телефонные линии. Призыв к действию прозвучал практически во всех городах, поселках и селах. Теперь Сопротивление должно было сделать все возможное, чтобы крупнейшее морское вторжение в истории увенчалось успехом. Приказ союзного командования был четким: нанести максимальный ущерб противнику и любыми возможными средствами саботировать линии связи. «Волна восторга прокатилась по Франции, – вспоминал не менее взволнованный Морис Бакмастер. – Оружие спускали с чердаков и выкапывали из подвалов. Униформу доставали из шкафа и начищали на ней пуговицы. Франция была готова помочь своему освобождению»[322].