Хромой бес

— В камере, смежной с той, где заключены эти четыре человека, — продолжал он, — томится знаменитая колдунья, которая славится тем, что умеет делать самые невозможные вещи. Говорят, будто силою своего искусства она добивается того, что пожилые вдовы внушают искреннюю страсть юнцам, мужья хранят верность своим женам, а кокетки — по-настоящему влюбляются в богатых мужчин, которые за ними ухаживают. Но это сущая чепуха. Весь ее секрет состоит в том, что она умеет уверить других, будто действительно владеет секретом, да еще в том, что ловко пользуется сложившимся о ней мнением. Инквизиция требует выдачи этой колдуньи, и очень возможно, что ее сожгут на первом же аутодафе.

Под этой комнаткой есть глухая камера, где содержится молодой трактирщик.

— Как, опять содержатель трактира! — воскликнул Леандро. — Что ж, эти господа всех хотят уморить?

— Этот обвиняется совсем в другом, — ответил Асмодей. — Несчастного арестовали третьего дня, и инквизиция также требует его выдачи. Я вам расскажу в нескольких словах, за что его заключили под стражу.

Некий старый солдат, достигший скорей терпеньем, чем храбростью, чина сержанта, приехал в Мадрид набирать рекрутов для своей роты. Он хотел остановиться на постой в трактире. Тогда его предупредили, что хотя и есть свободные комнаты, но сдать их нельзя, потому-де, что по ночам по дому бродит дух, который весьма нелюбезно обходится с постояльцами, дерзающими там ночевать. Это сообщение не отпугнуло нашего вояку.

— Пусть мне отведут любую комнату, — сказал он, — подайте мне только свечу, вина, табак и трубку, а об остальном не беспокойтесь: духи относятся с уважением к воинам, поседевшим на службе бранной.

Раз сержант выказал такую решимость, ему отвели комнату и отнесли туда все, что он потребовал. Он закурил и начал пить. Было уже за полночь, а дух все еще не нарушал царившей в доме глубокой тишины, словно он, и правда, почувствовал уважение к новому гостю. Вдруг во втором часу ночи наш удалец услышал странный шум, напоминавший лязг железа, и увидел перед собою ужасающее привидение, все в черном, обвитое железными цепями. Наш курильщик не очень-то оробел. Он вынул шпагу, подошел к духу и шпагою плашмя изо всей силы ударил его по голове.

Дух, не привыкший к столь решительным постояльцам, вскрикнул и, увидев, что солдат собирается продолжать в том же роде, смиренно бросился ему в ноги со следующими словами:

— Ради Бога, сеньор сержант, не бейте меня, сжальтесь над беднягой, который на коленях умоляет вас о милосердии. Заклинаю вас святым Иаковом, ведь он, как и вы, был большим драчуном.

— Коли хочешь сохранить жизнь, — отвечал солдат, — скажи мне, кто ты такой, да без уверток, а не то я разрублю тебя надвое, как рыцари былых времен разрубали великанов, когда те попадались им под руку.

При этих словах дух, смекнув, с кем имеет дело, решил во всем сознаться.

— Я старший слуга в этом трактире, — сказал он, — зовут меня Гильом; я люблю Хуанилью, единственную дочь хозяина, и сам ей не противен. Но родители рассчитывают для нее на лучшую партию, поэтому мы с девчонкой и придумали, чтобы заставить их выдать ее за меня, что я буду ходить по ночам привидением. Я закутываюсь в длинный плащ, вешаю на шею цепь от вертела и ношусь по всему дому от погреба до чердака, производя шум, который вы изволили слышать. А когда поравняюсь с дверью хозяйской комнаты, я останавливаюсь и кричу: «Не надейтесь, что я оставлю вас в покое, если вы не выдадите Хуанилью за вашего старшего слугу!» Я произношу эти слова грубым, надтреснутым голосом и, продолжая греметь цепями, влезаю через окно в комнату, где Хуанилья спит одна, и отдаю ей отчет в том, что сделал. Сеньор сержант, — продолжал Гильом, — вы же видите, я говорю истинную правду. Я знаю, что после этого признания вы можете меня погубить, рассказав хозяину о происшедшем; но если вы согласитесь оказать мне услугу, вместо того чтобы меня подвести, клянусь, что моя благодарность…

— Ну вот! Чем же я могу тебе услужить? — перебил его солдат.

— Вам стоит только сказать, что вы видели привидение и так испугались…

— Как, черт возьми, испугался? — перебил его наш храбрец. — Вы хотите, чтобы сержант Ганнибал-Антонио Кебрантадор объявил, что он струсил? Да я бы предпочел, чтобы сто тысяч чертей…

— Ну, хорошо; обойдемся без этого, — перебил его в свою очередь Гильом, — в конце концов мне все равно, что вы будете говорить, только помогите мне. Когда я женюсь на Хуанилье и открою собственное заведение, обещаю каждый день угощать даром вас и всех ваших друзей.

— Это соблазнительно, господин Гильом, но вы мне предлагаете соучастие в плутовстве! — воскликнул солдат. — Согласитесь, дело нешуточное, однако вы так беретесь за него, что я закрываю глаза на последствия. Ладно уж! Продолжайте греметь цепями и отдавать отчет Хуанилье, — остальное я беру на себя.

И в самом деле на другое утро сержант заявил хозяевам: