Хромой бес

Напрасно я бросилась к его ногам, предлагая ему в виде выкупа все, чего он хочет, напрасно я рассчитывала на его алчность, обещая ему все свое состояние: он мне ответил, что ценит меня выше всех сокровищ мира. Он велел предоставить мне эти покои, самые роскошные в его дворце, и с того времени ничего не жалеет, чтобы отвлечь меня от печали, в которую я погружена. Он приводил ко мне невольников и невольниц, умеющих петь или играть на каком-нибудь инструменте. Он отстранил от меня Инесу, думая, что она только растравляет мои страдания, и теперь мне прислуживают старые рабыни, постоянно рассказывающие о любви их господина ко мне, о различных удовольствиях, которые мне предстоят.

Но все, что делается для моего развлечения, производит на меня обратное действие — ничто не может меня утешить. Я нахожусь в заключении в этом ужасном дворце, где каждый день раздаются вопли невинно угнетенных, но я меньше страдаю от неволи, чем от ужаса, который мне внушает страсть ненавистного дея. Хотя до сих пор он держит себя со мною как любезный и почтительный поклонник, тем не менее на меня нападает страх; я опасаюсь, что ему скоро наскучит почтительность и он в конце концов употребит во зло свою власть. Я живу в постоянном трепете, и каждая минута жизни для меня новое мучение.

Произнеся эти слова, донья Теодора залилась слезами. Дон Хуан был растроган до глубины души.

— Вы правы, сударыня, что представляете себе будущее в черных красках, — сказал он. — Я страшусь его так же, как и вы. Уважение дея к вам может пройти, и даже скорее, чем вы думаете. Этот покорный вздыхатель скоро сбросит с себя личину кротости, я не сомневаюсь в этом и вижу всю опасность, которой вы подвергаетесь. Но, — продолжал он другим тоном, — я не останусь простым зрителем. Хоть я и невольник, отчаяние придаст мне силы, и, прежде нежели Месоморто нанесет вам оскорбление, я вонжу ему в грудь…

— Ах, дон Хуан, — перебила его вдова де Сифуэнтеса, — как можете вы замышлять такие вещи? Бога ради не приводите их в исполнение. Какие жестокости последуют за этой смертью! Неужели турки не отомстят за нее? Самые ужасные истязания… Я не могу даже подумать об этом без дрожи! К тому же зачем вам напрасно подвергаться опасности? Лишив жизни дея, разве вы вернете мне свободу? Увы, меня, может быть, продадут какому-нибудь извергу, который не будет меня уважать, как Месоморто. К тебе, о небо, взываю, — яви справедливость! Тебе ведомо грубое вожделение дея, ты запрещаешь мне прибегнуть к яду и кинжалу, так предупреди же это преступление, которое ты считаешь грехом!

— Да, сударыня, небеса его не допустят, — сказал Сарате. — Я чувствую, что они меня вдохновляют. То, что мне сейчас пришло в голову, — это тайное внушение свыше. Дей позволил мне с вами видеться с тем, чтобы я убеждал вас ответить на его любовь. Я должен тотчас же отдать ему отчет в нашем разговоре. Надо его обмануть. Я скажу, что вы постепенно примиряетесь со своим положением, что его обращение с вами залечивает ваши раны и что если он будет так продолжать, то может надеяться на все. Помогите мне и со своей стороны. Когда он вас увидит, будьте не так печальны, как обычно; притворитесь, будто его речи доставляют вам некоторое удовольствие.

— Что за насилие! — перебила его донья Теодора. — Как может чистая, правдивая душа выдержать это, не изменив себе, и какова же будет награда за столь тягостное притворство?

— Дей будет радоваться этой перемене, — ответил он, — и захочет окончательно завоевать ваше сердце своей любезностью; а я тем временем буду торопиться, чтобы освободить вас. Сознаюсь, задача нелегкая; но я знаком с одним весьма ловким невольником и надеюсь, что его изворотливость пригодится нам. Я вас покидаю, — продолжал он, — дело не терпит проволочки. Мы еще увидимся. Я пойду к дею и постараюсь баснями утихомирить его страсть. А вы, сударыня, приготовьтесь его встретить: притворяйтесь, старайтесь, чтобы ваши глаза, оскорбленные его присутствием, не глядели чересчур гневно и строго, чтобы с ваших уст, которые открываются лишь для того, чтобы жаловаться на судьбу, срывались бы слова, приятные тирану. Не бойтесь показать излишнюю благосклонность: надо все посулить, чтобы ничего не дать.

— Хорошо, — сказала Теодора, — я исполню все, что вы мне велите. Грозящее мне несчастье принуждает меня к этому. Ступайте, дон Хуан, употребите все усилия, чтобы положить конец моей неволе. Я буду вдвойне счастлива, если своим освобождением буду обязана вам.

Толедец, повинуясь воле Месоморто, отправился к нему.

— Ну, Альваро, какие новости принес ты от прекрасной невольницы? — спросил его дей с большим волнением. — Уговорил ли ты ее выслушать меня? Если ты скажешь, что я должен отказаться от надежды победить ее суровую печаль, клянусь головой султана, моего повелителя, что сегодня же я силой добьюсь того, в чем отказывают моей любви.