С того места, где стоял Мин, лицо открылось ему в перевернутом виде, но он немедленно понял, кто перед ними.
— Черт!
— Да уж…
Им, помимо всего прочего, вообще не следовало находиться тут в этот час.
Теперь обоим предстояло как следует обдумать предстоящие показания.
Когда Лэм выехал с парковки, дождь уже начинал стихать. Ривер смотрел прямо перед собой, сквозь М-образный просвет, оставленный предыдущим взмахом дворников. Спрашивать, куда они едут, было излишним. Они ехали в Слау-башню. Куда еще?
Футболка вся в крови. И мысли — в крови.
— Ты вообще соображал, что делаешь? — спросил Лэм.
Любой разбор полетов после того, как подстрелили агента, обещал быть продолжительным и малоприятным занятием…
— Я Хобдена пас, — ответил Ривер.
— Это-то я понял. Зачем?
— Затем, что он как-то связан с тем пацаном. С тем, который…
— Я знаю, какого пацана ты имеешь в виду. С чего ты это взял? Потому, что он якшается с недонациками?
Ривер почувствовал, как под напором Лэма все его догадки рассыпаются в пыль.
— Как вы меня нашли? — спросил он.
Они затормозили перед «зеброй». Ватага подростков с поднятыми капюшонами не спеша переходила дорогу.
— Говорю же, звоночки и мигалочки. Стоит кому из Конторских промелькнуть в какой угодно базе данных, полицейской или больничной — не важно, как тут же начинаются такие бубенцы и дудки, что твой оркестр народных инструментов. Это, по-твоему, называется скрытым наблюдением? К тому же с таким имечком, как у тебя… Мать моя, да вас на всю страну наберется от силы четверо!
— Вам сообщили из Парка?
— Еще чего! Думаешь, меня держат в курсе всех событий?
— Как же тогда?
— Слау-башня, может, и не на переднем крае, но мы тоже можем кое-чем похвалиться… — Зажегся зеленый, и Лэм тронул машину с места. — Коммуникабельность у него, конечно, на уровне камышовой жабы, но свое компьютерное дело он знает.
Коммуникабельность на уровне камышовой жабы. Ривер представил себе какую-то параллельную реальность, в которой Джексон Лэм полагал, что данное определение не подходит в первую очередь ему самому.
— Что-то слабо верится, чтобы Хо сделал вам одолжение, — сказал он и, подумав, справедливости ради прибавил: — Да и вообще кому-либо.
— Какие уж там одолжения. Просто ему хотелось получить от меня кое-что взамен.
— А что?
— Что вечно хочет Хо? Информации. В данном случае это был ответ на один вопрос… ответ, в поисках которого он весь извелся.
— А конкретно?
— По какой причине он оказался в Слау-башне.
Время от времени Ривер и сам задавался этим вопросом. Хотя по большому счету ему было все равно. Тем не менее он им задавался.
— И вы ему рассказали?
— Нет. Зато я дал ему ответ на другой вопрос, терзавший его ненамного меньше первого.
— А именно?
Лицо Лэма выражало не больше эмоций, чем лицо Бастера Китона[11]
.— Я рассказал ему, по какой причине сам оказался в Слау-башне.
Ривер открыл было рот, чтобы спросить, но тут же и закрыл.
Свободной от руля рукой Лэм вытянул сигарету.
— Думаешь, Хобден — единственный ультраправый идиот на всю страну? Или он просто первый, кто пришел тебе в голову в самый распоследний момент?
— Он, насколько мне известно, единственный, за кем в течение двух суток вели наблюдение два оперативника.
— Так ты теперь у нас оперативник? Мои поздравления. А то мне почему-то казалось, что ты завалил аттестацию.
— Идите в жопу. Я там был. Я своими глазами видел, как ее подстрелили. Знаете, каково мне было?
Лэм повернулся и пристально посмотрел на него из-под полуприкрытых век, и Риверу вдруг вспомнилось, что бегемот считается одной из самых опасных тварей на свете. При всей бегемотовой толщине и неуклюжести злить его благоразумнее всего с борта вертолета. А не сидя с ним в одной машине.
— Ты не просто видел это своими глазами, — ответил Лэм, — ты еще кругом в этом и виноват. Гениальная была идея.
— Вы что, думаете, я специально все это подстроил?
— Я думаю, у тебя просто не хватило ума вовремя остановиться. А если у тебя даже на такое не хватает ума, то кому ты тогда вообще нужен? — Лэм резко переключил передачу, словно бросился в рукопашную. — Если бы не ты, она сейчас спокойно спала бы в собственной постели. Или еще в чьей-нибудь. И не думай, что я не замечал, как ты на нее поглядываешь.
Машина, рыча, катилась вперед.
— Она сказала, что она наседка, — произнес Ривер и сам не узнал своего голоса.
— Чего-чего?
— Что ее заслали в Слау-башню специально. Присматривать за мной.
— А она тебе это сказала до того, как словить пулю в башку, или уже после?
— Сволочь…
— Отставить, Картрайт. Значит, так вот прям и сказала, да? Что ты прям пуп земли, да? Прими телеграмму-молнию: это не так.
На один головокружительный момент Ривер перестал ощущать что-либо, кроме звона в ушах и пульсирующей боли в обожженной вчера руке. Все произошло на самом деле, даже слова Сид: «Меня послали присматривать за тобой, Ривер. Тебе об этом знать не положено». Все произошло. Слова были произнесены.
Но что именно они означали — оставалось загадкой.