Данные каждого оперативника входят в реестр особого наблюдения, поэтому, как только имя поступившего пациента внесли в больничную систему регистрации, Риджентс-Парк был поставлен в известность. Информация поступила к Хоббсу. Согласно инструкции, он активировал план «Нападение на сотрудника», прибыл в больницу (попутно нарушив несколько правил дорожного движения), установил степень тяжести и привел в исполнение приказ Даффи: «Задержать уцелевших. Ждать дальнейших распоряжений». Именно так Хоббс и поступил, воспользовавшись для этой цели первым подвернувшимся помещением — кладовкой с призраками невозвратимых дней.
С тех пор прошло полчаса. Никаких новых распоряжений не поступало, что было странным. Размышляя об этом, Хоббс снова сощурился на телефон, и на него сошло безрадостное озарение.
Тут нет сигнала.
Черт.
Надо по-быстрому сбегать наверх. Минуты не займет. И чем скорее он выйдет на связь с Риджентс-Парком, тем меньше вероятность того, что кто-то вообще заметит, что он изначально связь потерял.
Тут он услышал резиновое поскрипывание, означавшее, что кто-то спускается сюда по лестнице.
Прекратив раскачиваться на стуле, Хоббс плотно уперся подошвами в пол.
На этот раз ошибки быть не могло. Сверху послышался звук — достаточно громкий, чтобы отвлечь Луизу и Мина от их занятий. Всего три минуты назад они не обратили бы на него внимания, но именно подобные нюансы и предопределяют исход событий.
— Слышал?
— Да.
— Наверху.
— У Лэма?
— Или у Кэтрин.
Они прислушались, но больше ничего слышно не было.
— Может, Лэм?
— Он бы включил свет.
Они расцепились и, застегиваясь на ходу, бесшумно подступили к двери. Стороннему наблюдателю могло показаться, что они исполняют серию хорошо отрепетированных маневров: размеренное передвижение по местности в темноте, в незримом присутствии некоего третьего лица.
— Тут есть что-нибудь?
— На столе.
На столе обнаружились пресс-папье, ладно поместившееся в ладонь, и степлер, годившийся на роль кастета.
— Думаешь, нам следует…
— Я бы, конечно, предпочел вернуться к начатому делу…
— Да, но…
— …но сначала придется разобраться с этим.
А потом можно будет и вернуться. Уж как получится.
Сторонний наблюдатель также заметил бы, что ни по одному из них нельзя сказать, что минуту назад они предавались пьянству или разврату: выдвигаясь на лестничную площадку, оба выглядели как вполне себе трезвые оперативники на задании. Мин снова шел первым, и Луиза пристально следила за его руками в ожидании условного сигнала, посланного в сгущавшееся за спиной безмолвие.
Приближающиеся шаги принадлежали человеку грузному, который, возможно, спустился на подвальный этаж по ошибке, а на самом деле пришел сюда из-за пошаливающего сердечка или на бандажирование желудка. Хоббс при любой погоде пробегал свои ежедневные семь миль, а мысль о плохой физической форме была сопоставима с медленным самоубийством. Это означало второе место в любом поединке лицом к лицу, чего с Хоббсом пока не случалось ни разу.
Он приготовился к мимолетной встрече с представителем широких масс, на службе у которых, строго говоря, состоял.
Однако это оказался не представитель масс. Вошедший даже не поинтересовался, кто, собственно, Хоббс такой. Словно заранее знал и заранее не придавал этому никакого значения.
— Вот мой совет, — сказал он, — все эти мобильники, чернички-ежевички и прочие прибамбасы в подвалах, как правило, работают хреново.
Хоббс принял защитную окраску госслужащего:
— Я могу вам как-то помочь?
— Что ж, посмотрим, — сказал толстяк и указал на дверь за спиной Хоббса. — Для начала отоприте-ка вот это.
— Вы, вероятно, заплутали, сэр, — сказал Хоббс. — Вам следует пройти в регистратуру, там вам помогут с вашим вопросом.
Толстяк склонил голову набок:
— Знаешь, кто я такой?
Вот же подфартило. Хоббс облизал зубы и приготовился подняться со стула:
— Не имею удовольствия, сэр.
Тот наклонился и проговорил Дэну прямо в ухо:
— Вот и славно.
И сделал движение рукой.
В темноте лестница казалась круче, чем обычно. Возможно, причиной тому были посиделки в пивной и трехминутные возня и дрожь в коленках, которые за посиделками последовали. Эта мысль, однако, транслировалась из иной области самосознания. И Луиза, только вернувшаяся из пивнушки, и Мин, с расстегнутой ширинкой, — обе эти шкурки оказались сброшенными в тот момент, когда в Слау-башне обнаружилось присутствие постороннего. Теперь они снова стали самими собой — теми, кем были до того, как вихрь событий закружил и выбросил их на порог этого сырого и заплесневелого здания на второстепенных задворках значимости.
Звук больше не повторялся. Возможно, там просто что-то упало, — например, сорвалась со стены фотография в рамке. Неподалеку пролегает линия метро, и когда там громыхает поезд, незафиксированные предметы порой становятся жертвой земного притяжения. Мин с Луизой, возможно, крадутся наверх, вооружившись пресс-папье и степлером, чтобы обезвредить именно такую жертву.
С другой стороны, возможно, человек наверху затаился, сообразив, что находится в здании не один.
Они обменялись безмолвными сигналами.