Он покамест не решил, как следует повести себя в данной ситуации. При всех зловещих прорицаниях Хобдена Пи-Джей полагал, что электорат все же способен отличить картинку правого движения, нарисованную правящим классом, от самопальной шайки, собранной на коленке в трущобах для малоимущих. К тому же, если следовать умозаключениям Хобдена, разницы в таком случае не было никакой: ультраправые при любом раскладе будут представлены кровожадными психами. А поскольку лично Пи-Джею было абсолютно все равно, что там грозило какому-то гражданину во втором (в лучшем случае) поколении, а также поскольку в один прекрасный день он надеется занять пост, на котором сильные спецслужбы станут его личным приоритетом номер один, все указывало на то, что сейчас не стоит совершать никаких телодвижений; он даже пальцем не шевельнет.
С другой стороны — фотография. Если только она существует. В обстановке конфиденциальности собственных размышлений не было смысла отрицать, что некогда эта фотография действительно существовала, однако можно ли было все еще говорить о ней как о чем-то существовавшем — это уже совсем другой вопрос, решение которого потребовало в свое время изрядных затрат, принятия довольно многочисленных обязательств и организации одного эпизода насилия; в итоге вопрос, теоретически, был тогда решен окончательно. Принимая во внимание, сколько времени прошло с тех пор, представлялось маловероятным, чтобы сохранился еще один экземпляр снимка, но даже если бы он как-то объявился, то навряд ли попал бы к Хобдену, так как других претендентов, куда более страстно желающих заполучить его, оказалось бы в достатке. Даже если оставить в стороне связи Хобдена среди ультраправых, его журналистская карьера была в равной степени примечательна как сенсационными разоблачениями политических махинаций, так и напыщенным высокомерием самого разоблачителя, и, до того как он превратился в изгоя, власти предержащие ходили вокруг него на цыпочках. Тот факт, что всего он явно не знал, указывал на маловероятность блефа с его стороны: будь у него хоть доля сомнения в том, что смерть Николаса Фроста во время одного из маршей Национального фронта была на самом деле чем-то иным, нежели тем, чем казалась, он обязательно упомянул бы об этом в разговоре. Значит, следует допустить, что фотография все-таки существует. А также и то, что она находится в распоряжении Хобдена. Какими последствиями это грозит в данной ситуации? Под «данной ситуацией» подразумевалась ситуация Пи-Джея. Что нужно делать?
Нужно латать прорехи. Он поднялся из-за стола и с извиняющимся видом помахал в сторону супруги, беззвучно артикулировав: «Телефон». Она подумает, это что-то касающееся ситуации с заложником, чем оно, разумеется, и было. Именно этим.
Себастьяна он нашел на лестничной площадке второго этажа, где тот сидел, глядя на пустынную улицу. Одним из прозвищ Себастьяна было «фактотум». Пи-Джею также приходилось слышать «мажордом», «ординарец» и даже «Бэтмен». Последнее, кстати, неплохо подходило. Правосудие в плаще. Темные делишки во имя высшего блага. Под «высшим благом», естественно, подразумевалось благо Пи-Джея.
Если фотография существует, то… Да, члену кабинета, безусловно, нужно следовать определенным правилам, но одно из них, фундаментальное, как раз и требовало ни в коем случае не допускать ситуации, когда тебе приставляют нож к горлу.
Когда-то власти предержащие ходили вокруг Хобдена на цыпочках. Сегодня его можно просто раскатать в лепешку. Но сначала необходимо залатать прорехи: пустить слушок, как и просил Хобден. Сам Пи-Джей не водил знакомств с личностями, обитающими на задворках общества, но в этом не было нужды. Для этого у него был ординарец.
— Себастьян, — сказал он, — вам предстоит сделать несколько звонков.
12
Тело Джеда Моди, освещенное тусклой лампочкой под потолком, так и лежало на межэтажной площадке. Не обращая на него внимания, Лэм поднялся к себе в кабинет, где первым делом повесил на место пробковую доску. Затем он отпер ящик стола и вытащил оттуда обувную коробку. В коробке лежал обернутый в тряпку «хеклер и кох». После краткого осмотра при свете чертежной лампы Лэм сунул оружие в карман плаща, отчего плащ несколько скособочился. Оставив коробку на столе, а лампу включенной, Лэм вернулся вниз.
— Где ствол? — спросил он.
— У меня, — отозвался Ривер.
Лэм протянул пухлую ладонь, и Ривер сдал оружие, которое тут же нырнуло Лэму в карман, причем Ривер заметил, что плащ странным образом вроде как стал сидеть чуть получше.
Лэм бросил взгляд на Моди:
— Значит, присматриваешь тут, да?
Мертвец не ответил.
С Лэмом во главе все покинули здание. Едва выйдя на улицу, Лэм закурил. На свежем воздухе облачко дыма выглядело почти белым.
— Кто еще на колесах?
На колесах оказалась Луиза Гай.
— Из вас двоих кто-то в состоянии сесть за руль?
— В состоянии.
— Тогда поедете за мной.
— Куда? — спросил Ривер.
— Ты со мной, — сказал ему Лэм, а остальным: — Рупель-стрит. Знаете?
— На южном берегу.
— В это время ночи?
— Шутки шутим? — поинтересовался Лэм.
— Что нам там предстоит? — спросил Ривер.