Хромые кони

Сетевой мониторинг заключался в наблюдении за киберпространством, в троллинге воинствующих недоумков блогосферы. Некоторые сайты, которые она курировала, были троянскими конями, созданными Конторой специально для приманки потенциально нелояльных элементов; другие, возможно, принадлежали спецслужбам иных держав. Порой ей казалось, что она отирается в чатах, обитатели которых все до одного состоят из агентуры; этакий шпионский эквивалент подростковых сайтов, населенных исключительно мужчинами средних лет. Как бы там ни было, сайты эти отвечали разнообразным запросам: от прямолинейных (как сделать бомбу своими руками) и якобы образовательных (истинный смысл ислама) вплоть до никем не регулируемых свободных форумов, где споры шкварчали и брызгали, словно старая фритюрница, а ненависть брала верх над грамматикой.

Чтобы сойти за своего среди обитателей этого мира, ей пришлось забыть все, что она когда-либо знала о грамматике, хорошем вкусе, орфографии, вежливости и литературоведении.

Все это казалось бесполезным. Хуже того – невозможным. Как, в самом деле, определить, что за какими-то словами скрывается нечто более тревожное, чем слова, опираясь исключительно на эти самые слова? Которые к тому же всегда одни и те же: злобные, желчные, жестокие. Несколько раз ей казалось, что какой-то голос звучит зловещее других, и она докладывала информацию по цепочке наверх. Где, видимо, на основании этих сведений предпринимались какие-то шаги: пробивали ай-пи-адреса, вычисляли обозленных юнцов из спальных районов. Хотя, возможно, она занималась самообманом. Возможно, все идентифицированные потенциальные террористы были такими же призраками, как она сама, другими агентами, которые сидели в других кабинетах и передавали по цепочке ее данные в то самое время, как она передавала их. Далеко не единственный аспект Войны с террором, на поверку оказавшийся сеансом группового онанизма. Ее место было там, на городских улицах, за настоящей работой. Но она уже однажды пробовала. И облажалась.

Всякий раз, вспоминая об этом (что случалось очень часто), она стискивала зубы. Иногда она вспоминала об этом, не отдавая себе отчета, о чем думает; оповещением служили скрип зубов и ноющие скулы.

Ее первое полевое задание – наружное наблюдение; первый раз, когда все происходило взаправду. Она шла за парнем. До этого ей, разумеется, и раньше приходилось ходить за парнями, но не так, как сейчас: держа дистанцию, не выпуская из виду, но и не приближаясь настолько, чтобы он почувствовал ее присутствие.

Наружное наблюдение осуществлялось группами как минимум из трех человек. В тот день их было пятеро: двое впереди, трое сзади. Задняя тройка постоянно менялась местами, словно танцевала сельский контрданс. Только все это происходило на улицах города.

Парень, которого они вели, – чернокожий пацан с диаметрально противоположным таблоидным стереотипам внешним видом: деловой костюм в тонкую полоску и очки в пластмассовой оправе – координировал закладку огнестрельного оружия. Неделю назад неизвестными была похищена партия списанных и обезвреженных стволов, отправлявшихся в переплавку. Однако статус «обезвреженного» подвержен внезапным метаморфозам в той же мере, как статус «холостого» или «замужней». Стволы похитили не потому, что из них вышли бы симпатичные пресс-папье. Их похитили, чтобы привести в рабочее состояние и распределить по городским районам.

– Третий? Принимайте объект.

Прозвучавшая в наушнике команда означала, что ей следовало возглавить шествие.

Впереди агент, шедший по пятам объекта, начал сбавлять шаг; покрутившись у газетного киоска, он чуть позже снова присоединится к процессии. Пока же ведущая позиция была у нее. Объект продолжал размеренно двигаться вперед. Это означало, что он либо не догадывается о слежке, либо настолько привык к ней, что совершенно не тревожится.

Она тогда еще подумала: «Не догадывается».

Не догадывается. Не догадывается. Если повторять любую фразу достаточное количество раз, она теряет смысл. «Не догадывается».

Не прошло и минуты, как объект вошел в магазин одежды.

Ничего особо подозрительного в этом не было. Он любит хорошо одеваться, это очевидно. Тем не менее в магазинах удобно назначать встречи. Очереди, толкотня. И примерочные. Все это предоставляет удобные возможности. Он вошел в магазин, она вошла следом.

И тут же его потеряла.

Во время разбора полетов, который начался в тот же день и продолжался в течение нескольких недель, в воздухе витало негласное обвинение в расизме. Что все чернокожие парни для нее на одно лицо. Это была неправда. Она отчетливо держала в уме портрет объекта и помнила его даже теперь: подбородок с ямкой, предельно четкая линия волос. Дело было в том, что в магазине оказалось еще по меньшей мере шесть чернокожих юнцов – такого же роста, в таких же костюмах, с такими же прическами – и все они вступили в игру.