– Погодите, герр офицер! Ещё не дали отбой воздушной тревоги. Но он должен быть с минуты на минуту. Pardon, что-то не так? Вам не понравилась наша prima Магда? Мои коронные девочки? Один момент, герр лейтенант, не так быстро!
– В чём дело? – как порох, вспыхнул взбешённый Шнитке. – Прочь с дороги, ведьма!
– O-la-la! Да вы не вежливы…Дурно воспитаны! Mauvais ton…
Вы, кажется, забыли, с кем имеете дело, молодой человек! Это опасно и рискованно…Но главное, вы забыли неукоснительное правило « Золотого Тельца» . Вместе пришли, вместе и уйдёте. Кстати, как успехи вашего друга? – огромные рубины в её ушах, кроваво вспыхнули.
Герман чуть было не отшвырнул её, но вовремя спохватился. Предостережения этой « гремучей змеи» , этой старой лесбиянки с огромными связями наверху, были, отнюдь, не пустые. Prost! Казалось, из её сухой, жилистой ладони и скрюченных цепких пальцев исходит электрический ток. В довершении всего из-за колонны бесшумно вышел чёрной горой привратник. « Кинг-Конг» скрестил на груди огромные, мощные, как ветви платана руки и мрачно уставился на него.
« Nutten ficken…» – Шнитке зло усмехнулся, смерив гиганта взглядом, и тут снаружи завыла сирена.
– Вот и отбой. Я же говорила, видите? Сейчас Монки отопрёт дверь, – она кивнула на чёрную гориллу с золотым браслетом. – Но прежде, вы вернётесь за господином бароном. Так уж у нас заведено. Увы, вам всё равно придётся это сделать, гер лейтенант. В спешке вы забыли свой головной убор…
Хриплый прокуренный голос у неё был ласковый, интонация – насмешливой. Одно слово – ведьма.
Герман грязно выругался в душе и, дрожа ноздрями, костеря правила « Золотого Тельца» , ядовитую стерву-хозяйку и свою фуражку, вынужденно поспешил обратно.
* * *
…Танцовщицы исчезли, Точно накричавшиеся над прибоем, птицы. В чёрно-багровом сумраке, среди разбросанных шёлковых подушек Отто обнимал – лапал её, сдавливал до хрипоты её бурлящее горло, сжимал бёдра, стискивал пальцами горячие плечи, трепетавшую податливую грудь, оставляя малиновые отпечатки. Она вырвалась, задыхаясь в железных объятиях, царапала ему по спине острыми ногтями, выскальзывала, вырывалась из-под него, как вёрткая кошка. Но он вновь, набухая мускулами, подминал её под себя, вырывал из неё сдавленный стон, проникая в её зной, влекущую глубину, в невидимое жгучее пекло…
Освобождаясь от бурлившей страсти, он отдавал ей и все мучительные видения бесконечно длинного дня. Конфликт с офицерами Люфтваффе в пивной толстяка Ганса Фуггера. Инцидент на шоссе с владельцем « опеля» , которому он разбил в кровь лицо, и от много другого. Освобождался от всего этого навсегда…И « всё это» пропадало среди её красно-бордовых искусанных губ, дрожащих, потемневших бровей, бесстыже раздвинутых беломраморных ног.
…Он лежал без мыслей, без чувств, а она продолжала ласкать его руки, плечи, грудь…
Отто не помнил, что его навело на мысль о Шнитке, но мысль эта жгуче и больно пронзила его, будто штыком.
– Герма-ан! – он резко приподнялся, опираясь на локоть. – Где он?!
Магду всполошила его внезапная слепая ярость, но не напугала. Прекрасно зная по опыту, свою магическую власть над мужчинами, она лишь крепче привалилась грудью к его напряжённому плечу и, прикасаясь к нему то ли пальцами, то ли губами, игриво сказала:
– Да зачем он тебе, милый? Разве мало меня? Твой « доблестный» приятель дал стрекоча с поля боя, как трусливый заяц. Ему побегайцу – желторотому, должно быть рано ещё ходить по злачным местам…Хотела бы я знать, что у него в кобуре: пистолет или леденец? И как только мамаши таких…отпускают на войну? Давай же, займёмся любовью. Потешь свою киску!
– Halt die kiappe! Заткнись, шлюха! – Глаза фон Дитца, блестели, как осколки тёмного стекла. – Где он? Герма-ан!
– Котик?? – в голосе Магды Залдат теперь звенел страх.
– Пошла во-о-он!! – он обхватил голову руками, чувствуя, что в мозгу его вспенивается какой-то магический котёл и никакие, даже самые лучшие куртизанки Берлина не облегчат его страданий. Дальше – больше! Иисус Христос! Сверхъестественно! Исчезла Магда! Исчез огромный бордель фрау Эльзы. Теперь он находился, чёрт знает где!..Пребывал в сером, зыбком пространстве, кое было и не сном и не явью. И в эти ужасные, полные гнева и отчаяния минуты – часы?.. – к нему возвращались чёрным пеплом воспоминания…
* * *
…Жесткий и властный, точно отлитый в бронзе, профиль « Лиса пустыни» – генера-фельдмаршала Эрвина Роммеля, и его напутственные слова с борта головной командирской машины: