Хроника гениального сыщика

– Браточки! – ласково обратился к нам фюрер. – Я так горемычен…

Адольф громко высморкался в клетчатый платок, услужливо предложенный мной, акушером второго разряда, Петром Кусковым.

– Мой фюрер, – дипломатично возразил сыщик, – вы покорили полмира. Слава самого Бонапарта, по сравнению с вашей, просто финтифлюшка и шняга.

Гитлер потер свои тощие щеки.

– А концлагеря? Печи для евреев? Какая слава? – устало вопросил он.

– Но… – было, возразил я, акушер Кусков.

– Никаких «но», – резко оборвал меня Гитлер. – Молоды вы еще, чтобы судить.

– Мне тридцать три года, – автоматически сказал я.

– Вот как? – недоверчиво посмотрел на меня фюрер.

– Мы вас прервали… – подхватил нить беседы Рябов.

– Так вот, – благодарно глянул на сыщика Гитлер, – я незадачлив с детства. У меня был алкоголик отец и деспот мать. Меня, как особо низкорослого карлика, унижали в гимназии. Я с детства самый несчастный человек в Германии.

– Именно поэтому, – продолжил мысль Рябов, – вы и смогли возглавить миллионы несчастных людей?!

– В каком вы звании? – спросил сыщика Гитлер.

– Штандартенфюрер!

– Надо будет повысить… Впрочем, я о другом… Если бы сбылась моя мечта, то не было ужасов этой нелепой войны.

– Что за мечта? – спросил я.

Адольф открыл нижнюю полку дубового стола и достал красочную детскую книжку. На обложке был изображен Буратино с золотым ключом.

– Вы с детства мечтали найти ключ? – быстро спросил сыскарь.

За окном с треском разорвалась британская авиационная бомба.

Истошно взвыла сирена.

– Мечта не сбылась, – горестно поджал губы фюрер. – Все коту под хвост… Майн либэ Ева меня не любит. Она купилась на мой пиар-образ. Она даже не хочет родить от меня кляйне киндер! Война заканчивается, видимо, не в нашу пользу… А золотой ключ мог бы открыть дверь в страну счастья.

Стараясь не греметь подковами эсэсовских каблуков, мы с Рябовым вышли.

– Цурюк на хаус, – о чем-то интенсивно думая, произнес Рябов.

– Что?

– Назад домой! – перевел Рябов. – Ева Браун уже не способна вдохновить злополучного Гитлера. Его карта бита…

Мы прошли задымленную, всю в осколках стекла и черепицы, аллею Риббентропа, свернули к дубовому лесу, вздохнули полной грудью и спорым шагом направились к вечно молодой Москве.

Глава 50 Мошонка русского носорога

1.

На женском сайте www.nymphomania.ru появилось сообщение следующего содержания: «Джакомо Казанова, легендарный плейбой и альфа-самец, прибывает с кратким рабочим визитом в Санкт-Петербург».

Под новостью помещен рисунок: усатый мужчина в алых штанах, с огромным вспученным гульфиком.

Я кликнул по этой пиктограмме.

И что я увидел?

Предо мной, во весь экран, явился мужской детородный орган. Он скорее принадлежал какому-то эрегированному носорогу нежели, чем нормальной особи хомо сапиенса.

Рябов подошел к монитору (плоский SyncMaster, 17-ть дюймов диагональ) почти вплотную, заиграл желваками.

– Ежкин кот! – выругался.

– Что такое?

– В Эрмитаж… Срочно!

2.

СПб заливало слепящее солнце. Медная лошадь под Петром Великим выглядела весьма игриво и двусмысленно. Казалось, даже гранитные сфинксы испытывают июльскую эротическую истому.

Женщины, особенно девушки, сияли. Куда делась вчерашняя озлобленность и угрюмость?

– Боже мой, – воскликнул я про себя, – чему вы радуетесь? Вас так много! Никакого Казановы не хватит.

В Эрмитаже я обнаружил уйму пригожих фемин. Ах, что за чудные ножки! Обворожительные попки! А глазки?!

Я вертел головой направо налево.

– Да, куда же вы все пялитесь?! – раздраженно осадил меня Рябов. – К золотой карете! Живо!

У золотой кареты какой-то бурят в тюбетейке щупал заскорузлыми пальцами рессоры и подозрительно щелкал языком.

Оттеснив бурята могучим плечом, сыщик вскочил на подножку, резко распахнул резную дверь.

– Ну? – спросил я с дрожью в голосе, хотя и не понимал, чего же мы шукаем.

– Ушел, шельмец! – Рябов огорченно перещелкнул именной браунинг.

– Кто?

– Казанова! – Рябов понюхал внутренность кареты чуткими ноздрями: – Слышите, пахнет итальянскими мужскими духами «Фаворит», а на полу, вон там, в углу, валяется женская заколка.

Действительно, на выдраенном полу волосяная заколка, в форме удава, проглатывающего кролика.

Я поднял её, обтер о штаны.

– Улика! – мудро сощурился.

3.

От Эрмитажа мы опрометью бросились к Зоологическому музею.

Там я засмотрелся на дивную коллекцию бабочек, но сыщик так дернул меня за рукав, что чуть не оторвал его с корнем.

– В зал русского носорога! – сквозь зубы обронил Рябов.

И вот мы в зале единственно сохраненного волжского носорога.

Что же мы видим?

Носатый мужчина, в расшитых золотом штанах, стоит подле чучела и ножиком что-то наскребает в склянку.

А скребет он мошонку русского носорога.

– Руки за голову! Банку на пол! – прошептал Рябов, вскидывая именной браунинг.

– Вы имеете право молчать… – подхватил я.

Подлец Казанова, явно нарушая европейский политес, сунул емкость себе за пазуху. И кувырком из зала.

Сыщик прицелился.

– Уйдет! – заскрипел зубами Рябов и нажал на спусковой крючок.

На выходе из зала Казанова рухнул.

4.

А ведь росточка он оказался порядочного! И нос, как уже было сказано, имел преогромный.