Медведкин нарисовался тут же. Хорош молодец! Баскетбольного роста, ботинки, верно, 47-го размера, с гладко выбритым сократовским черепом, с раскосыми и жадными очами цивилизованного скифа.
– Собрались в лыжный поход? – юношеским тенорком вскрикнул он.
– С 1-м апреля, Федя. Расслабься.
– Отменная шутка!
Забавно, что будучи ниже Медведкина раза в два, Абрамкин умудрялся глядеть на него сверху вниз, как великан на карлика.
– Докладывай, Медведкин, что там у нас с экономикой, с нанотехнологией, с космосом? Чем живет рядовой люд?
– Нанотехнологии наступают. Народ ликует безмолвно. Сколково засыпало меня суперпроектами. Армия получила лазерные калаши. Со стапелей в Кронштадте спущены три атомные субмарины «Вера», «Надежда», «Любовь». Патриарх всея Руси Пантелеймон дал им названия. Однако вернемся к балету. Постановка «Щелкунчика» в Большом театре вызвала много споров среди эстетствующих гурманов…
Чем дольше и все мажорней докладывал премьер, тем Абрамкин становился мрачнее.
Наконец, тихо изрек:
– Вон!
– Не понял? – лысина Медведкина пошла багровыми пятнами.
– Вон, скотина!
Федорович вскочил:
– Вы сегодня, кажется, не в духе. Так я позже зайду.
– Глист!
– Кто, извините?
– Глист!..
На полусогнутых коленях премьер ретировался.
Мы с Рябовым выскочили из-за бамбуковой перегородки:
– Ну?!
Абрамкин трясущейся рукой налил себе горький кофе.
– Именно сегодня эта сука перевела себе на счет в Берне четырнадцать с половиной лимонов евро.
– Корона? – Рябов отточенными жестами закурил «Кэмел».
– Она…
– Тут нет ничего удивительного, – усмехнулся я. – Весь народ в курсах, что Кремль тырит. Доказательства, увы, лишь косвенные. Поместья, замки, яхты, прикупленные острова в океане. За руку пока никто не схвачен. Деньги утекают по конспиративным каналам.
– Я об этом догадывался… – президент взял с подоконника вишневую курительную трубку, разломил папиросу «Герцеговина Флор», набил отверстие.
– Странно! – гортанно вскрикнул я. – Именно такую же трубку курил товарищ Сталин.
– Так это его же и трубка. Знаете, как-то успокаивает.
Президент снял корону, сокрушенно поместил ее на колено.
– Скажите честно, а вы не воруете? – Рябов выпустил молочный клуб дыма.
Абрамкин нисколько не смутился:
– Точно сказать не могу. Всеми имущественными делами занимается супруга моя, Алина Борисовна. Иногда добрые бизнесмены нам дарят какие-то акции, ваучеры… Я не силен в экономике. Вопросы на мне геополитические.
– Выходит, и вы – глист! – горько усмехнулся сыскарь. – Простите, вы первый употребили это подлое слово.
– Выходит…
– Тут есть еще любопытный аспект, – сурово продолжал Рябов. – Глисту наплевать, будет ли организм, питающий его, жив или мертв. Ему бы только сосать и сосать.
– Хоть с трупа?
– Именно.
– Пусть весь мир погибнет, лишь бы мне вечером чай пить, – ловко вспомнил я Достоевского.
– «Записки из подполья»? – подмигнул президент. – Я начитанный. Классику обожаю. Так что же мне делать?
– Изничтожение коррупции процесс долгий, – Рябов затушил бычок. – Прежде всего вам надо оздоровить гражданское общество. Разобраться хотя бы с полицией.
– Превратились в гестаповских полицаев! – взорвался я. – В анальные отверстия россиян суют бутылки. По пяткам лупят резиновыми дубинками. Пытка, между прочим, популярная в Древнем Китае.
Президент нажал на золотую кнопку селектора:
– Тимура Ебитовича Нургаляйкина живо ко мне!
Рябов иронически выгнул бровь:
– Неужели на этот пост нельзя было назначить человека с более пристойным именем?
– Так ведь от жалости… Человек уже обижен судьбой, пусть хоть зарплата все компенсирует. Я слышу шаги! Хоронитесь, ребятушки, за бамбуковую перегородку.
Президент обдул корону и осторожно поместил ее себе на макушку.
Мы с сыщиком на цыпочках кинулись за ширму.
Нургаляйкин в целом соответствовал своей лихой фамилии. Глаза выпучены, голова частично плешива, руки расставлены в стороны, как клешни у тихоокеанского краба.
– С первым апрелем тебя, Тимур Ебитович! – президент поправил корону.
– С первым…
– Как там народ? Не шалит?
– Живут тихо. Что лабораторные крысы.
– А я слышал, что ты свое ведомство превратил в застенки гестапо.
– Злобная клевета! Инсинуации.
– А как же митинги оппозиции?
– Так ведь это все провокации на бабки Госдепа.
– Ну, допустим… Тем не менее в интернете есть ролики о пытках.
– Элементарный монтаж. ЦРУ подсобляет. Создание черного мифа, мол, русские – это раса садистов.
– Врешь, Нургаляйкин. Мозжечком чую.
– Могу поклясться на Библии.
– Брешешь, падла.
Глаза Ебитовича налились кровью.
– Хотите начистоту, герр президент? Если мы их не будем насиловать бутылками, то будут они нас. Они же и вас, и меня ненавидят люто. Если я скажу «отбой» своим бойцам, русаки именно вас первого разорвут на клочья. А клочья швырнут бешеным псам. Вот она ваша правда. Кушайте!
Абрамкин остолбенело замер с распахнутым ртом.
– Я могу идти? – Нургаляйкин щелкнул каблуками изящных козловых сапожек.
Президент безмолвствовал.
Ебитович подошел к нему вплотную. Пощупал пульс на шее. Поцокал языком.
И тут мы с Рябовым из-за бамбука и вымахнули.
Нургаляйкин выхватил из кобуры свой штатный Стечкин.