Хроника гнусных времен

– О чем мне с вами разговаривать? – вдруг крикнула она. Лицо сморщилось, губы набухли, нос стал неуместно большим, и Кирилл понял, что она сейчас зарыдает.

– Подождите, – сказал он торопливо, – не рыдайте. Я не хотел вас обидеть.

– Да неужели вы думаете, что меня может обидеть всякая… всякая дрянь вроде вас?! – снова закричала она и быстро вытерла слезы. – Неужели вы думаете, что я не понимаю, зачем вас сюда принесло?! У вас же на лбу написано, что вы решили поживиться! Вас здесь никогда не было, пока не было наследства, а теперь вы тут как тут, во все лезете, всех выспрашиваете, во все вмешиваетесь, шуточки какие-то отпускаете! Настасья дура, она не понимает, но я-то все вижу! Все!

– Я не понял, – осторожно проговорил он, – вы так за сестру переживаете? Хотите принять удар на себя?

– Какой удар? – всхлипывая, спросила Света.

– Меня.

– Вы не запудрите мне мозги, – сказала она и стала глубоко дышать, отчаянно стараясь больше не рыдать, – я не Настасья. У меня есть глаза. Бабушка была права – вы редкая сволочь. Не зря она ее предупреждала. Но разве Настя послушает!

Она говорила Кириллу, что он сволочь и дрянь, с таким удовольствием, что он подумал – это она себя убеждает. Ей легче будет смириться с фактом существования мужчины в жизни сестры, если этот мужчина окажется дерьмом.

Он даже похвалил себя за проницательность.

– Вы за Настю не волнуйтесь, – посоветовал он, – все будет в порядке.

– Зачем вы приехали?

– Затем, что меня пригласили.

– Нет, вы приехали, чтобы разнюхать, подходит вам это или не подходит.

В какой-то степени так оно и было, но Кирилл не собирался признаваться в этом Свете.

– Почему, почему Настасья такая дура?! И ей так везет! Все ее любят, дома ей оставляют, на работе ценят, а она просто дура!

– А вас кто не любит?

– Никто! Меня никто не любит. Меня любил только папа, но он погиб, и больше никого не осталось. Даже Сонька, идиотка, и та счастливее меня!

– Знаете что, – сказал Кирилл, – нельзя всех окружающих считать идиотами и придурками. В этом ваша ошибка. А Соня, насколько я могу судить, человек абсолютно несчастный. Так что успокойтесь. Вы целый день в гамачке полеживаете и ванны принимаете, а она мамашу сторожит и гадости всякие от нее выслушивает.

– Раз выслушивает, значит, заслужила, – ответила Света, – дайте мне сигарету!

– Возьмите сами. Я вам не гарсон в ресторане. Она вытряхнула сигарету из его пачки. Ее глаза, уже абсолютно сухие, горели диким огнем, как у рыси.

Вот на кого она похожа. На рысь. Только кисточек на ушах не хватает.

– Наша святая Соня три года назад втюхалась в жуткую историю, – быстро сказала Света и выдохнула в лицо Кириллу дым. Он помахал рукой и чуть-чуть передвинулся на лавочке. – У них в госпитале лежал какой-то мужик. Она за ним ухаживала, мыла его, судна выносила – все очень романтично. И влюбилась. Дура. Наверное, на нее судна повлияли. И он в нее влюбился! Представляете?! – Света захохотала так, что поперхнулась дымом и долго кашляла, перегнувшись в гамаке. – Влюбился! В нашу Соню!

– Ну и что? – спросил Кирилл.

– Как будто в нашу Соню можно влюбиться! Господи! Ходячий шкаф с лекарствами, швабра, крыса! Вы видели ее лицо?! А нос? Этот крысиный хвостик вы видели?! Да ее надо в Кунсткамере показывать как образец урода, и надпись сделать, что это живая особь, а не фантазия этнографа! И она поверила, что он в нее влюбился, этот, который с суднами! И стала к нему на свидания бегать, и замуж собралась, и нам рассказала, какой он хороший, в Афганистане воевал или в Чечне, что ли! Хорошо хоть адрес свой ему не дала, дура!

– Да почему дура? – устав от Светиных эпитетов, спросил Кирилл. Нечто в этом роде он и предполагал, когда услышал, что тетя Александра говорит своей дочери про то, что она ее “тогда не пустила”, и дочь ее теперь за это ненавидит. Теперь стало более или менее ясно, куда она ее “не пустила”.

– Да потому что он был уголовник! – в лицо ему выкрикнула Света и опять захохотала. – Он был самый обыкновенный уголовник, а никакой не герой-“афганец”! Он у них прятался от ментов.

– Что?!

– То, – передразнила Света, очень довольная произведенным эффектом. Настин ухажер был явно ошеломлен и, пожалуй, испуган. Отлично. Пусть теперь думает, что попал в криминальную среду. Такие, как он, боятся всего на свете, так что, может, завтра его здесь и не будет. – Этого козла повсюду искали, а он в это время с Сонькой в госпитале отдыхал. Если бы вы знали, какой у нас был грандиозный скандал!

Сонька хотела отравиться, тетя Александра была в истерике, Влад бегал от одной к другой, вытаращив глаза, моя мать у них жила, тетя Юля доставала антидепрессанты, бабушка всеми руководила отсюда – полный вперед.

– Постойте, – спросил Кирилл, быстро соображая, – откуда это стало известно, что он уголовник? Его забрали в милицию?

– Нет. Не успели. Его фотографию в газете поместили. Он был знаменитый уголовник, не так, чтобы мелочь какая-то. И по фотографии его узнали.

– Кто? Кто узнал его по фотографии? Соня?