Хроника гнусных времен

– Вы меня поняли, Игорь Борисович? – спросил он в телефон и, удостоверившись, что тот все понял, попрощался.

Черт бы их всех побрал.

Работа требовала ежеминутного контроля, а у него не было человека, на которого он мог бы положиться. Замы были просто замы, никакой ответственности за судьбу фирмы они не несли и не хотели разделять ее с Кириллом. Им было и так хорошо. Зарплату он платил исправно, задачи ставил выполнимые и вполне понятные, а все остальное их не касалось. Если бы он предложил открыть филиал не в Питере, а в Курске или на Луне, они бы согласились. Если бы он прогорел, они бы не стали горевать. Ну, ошибся шеф, всякое бывает даже у таких пройдох, как он. Никто, кроме Кирилла, не хотел думать о том, что будет завтра и какие новые рынки им придется осваивать, чтобы не отстать от конкурентов, и что это будут за рынки, и как им придется на них работать. Это никого не касалось. Только его одного.

И это было трудно.

– Нажми! Ты что, спишь там?

– Не сплю. Я нажал.

– Сильней нажми!

Кирилл вдавил педаль изо всех сил.

– Отпускай!

Прошло несколько секунд, потом послышалось бормотание, шевеление, и Настин отец вылез из ямы.

– Кажется, сделали. Спасибо.

– Не за что.

– Как – не за что? За помощь. Он старательно вытер волосатые короткопалые руки и посмотрел на Кирилла внимательно:

– Как там отдел маркетинга без тебя поживает?

– Как-то не очень. – Выходит, в яме все хорошо слышно.

– А ты кто?

Кирилл вздохнул:

– У меня бизнес.

– Что-то моя дочь никогда про твой бизнес не говорила.

– Может, она стеснялась?

– А что, он у тебя какой-то постыдный? Порнографический журнал, что ли, издаешь?

Кирилл засмеялся, вновь чувствуя себя женихом на смотринах у строгого родителя.

– Нет. Не издаю. Вы мне лучше скажите, Дмитрий Павлович, почему все так трясутся над тетей Александрой?

– Потому что она несчастная, – удивился Настин отец, как будто Кирилл спрашивал у него, почему трава зеленая, – у нее нет мужа, проблемы с сыном, со здоровьем…

– Кто сказал, что у нее проблемы со здоровьем? Она сама?

– Ну… это известно. Не знаю. А что она тебе далась? Ты бы отстал от нее, если не хочешь неприятностей Насте. Тетя ее теперь поедом есть станет.

– А с сыном у нее какие проблемы?

– Владик… бесшабашный такой. Пока папа был большой начальник, ему все прощали, когда папы не стало, прощать перестали, а он к этому не привык. Ему пятнадцать лет было, когда Борис ушел, и Влад как с цепи сорвался. Тетя меня вызывала каждый день, чтобы я с ним беседовал. Я беседовал, но что толку было от моих бесед! Он никого не слушал. И меня не слушал. А Борис сказал, что он больше про них ничего знать не желает, ни про жену, ни про детей. Он хотел все сначала начать, с чистого листа, так сказать.

– Ничего себе лист, – проговорил Кирилл тихо, – двое детей и жена, ни на что не годная. Настин отец пожал плечами.

– Когда он ушел, это стало не его проблемой. – Кирилл улыбнулся, услышав эту фразу. – Владик несколько раз пытался с ним встретиться, на работу к нему бегал, его выгоняли, он на улице караулил, а Борис ему говорил, что не хочет разговаривать с ним – целая история. Соня как-то уговорила Владика перестать за ним бегать. Не знаю как. Но зато после этого Владик совсем неуправляемый стал. Да. Куда же я теперь “Волгу” дену? – вдруг спросил он сердито и с грохотом ссыпал инструменты в большой деревянный ящик. – Мне моя “девяточка” больше подходит.

– Продайте, – посоветовал Кирилл.

– Продайте!.. – пробормотал Настин отец. – Вам, молодым, только продавать и покупать. А если я продавать не хочу?

– Тогда пусть в гараже стоит.

– Сгниет в гараже-то!

– Тогда продайте.

– Ты что? – спросил Настин отец подозрительно. – Смеешься надо мной?

– Нет, – быстро сказал Кирилл, – а Соня? Она почему смогла Владика уговорить? Она на него имеет большое влияние?

– На Владика никто не имеет никакого влияния. Тетя его обожает и гордится им, как будто он нобелевский лауреат. А он газету на компьютере верстает. Добро бы газета была солидная, а то про какую-то рок-музыку! Тираж три экземпляра или около того. Однажды его в милицию забрали, я уже сейчас не помню, за что. Тогда он еще газету не верстал, а без дела шатался. Он ночь в отделении просидел, мы его по всему городу искали, и наконец Соня нашла. Она поехала за ним, но не домой привезла, а куда-то еще, на чью-то дачу, что ли. Они там были целый день и разговаривали. О чем, мы так и не узнали, только Влад после этого как-то… посмирнее стал. Не то чтобы за ум взялся, но притих. Она его и на работу пристроила. У них в больнице кто-то лежал, она их познакомила и уговорила взять его на работу. Она такая, наша Соня, – заключил Дмитрий Павлович неожиданно, – только с виду бледная и худая, а на самом деле – кремень. И мама ее любила.

Мама – это Настина бабушка Агриппина Тихоновна, сообразил Кирилл не сразу.

– Вы не знаете, Дмитрий Павлович, это ожерелье действительно дорогое?