Хроника Горбатого

Галина дрожала от холода. Милочка дождалась затишья, пошла за горячей водой. Когда вернулась, мать уже не дышала. Милочка не поняла, что она умерла, и прикорнула рядом. На следующий день в подвал спустился боец Чудик, а за ним её отец – командир Красной армии товарищ Босов.

В мёртвой женщине Босов не узнал свою жену, зато сразу догадался, кто такая Милочка – она ведь была копией молодой Галины. Бывший актёр виипурского театра распорядился насчёт похорон супруги и «чтоб сыграли на трубе». Дочь от себя не отпускал – не оттого, что на него нахлынули отцовские чувства, вовсе нет. Она действительно была ему нужна, чтобы помочь сориентироваться в этом некогда родном, а теперь чужом, враждебном, побеждённом и нелюбимом городе.

* * *

Арви бегал по домам, выбивал двери, если были заперты, и рассовывал по углам взрывчатку. Суоми просила бросить это неблагодарное дело и убраться подобру-поздорову из Виипури, но он не мог остановиться. Младший Тролле занимался излюбленным делом – приносил в жертву «своё самое дорогое». С группой сапёров лихорадочно минировал пивные и ресторанчики, бильярдную с разрисованным птичками шкафчиком для шаров, мастерские художников, с которыми дружил отец, милые и уютные квартиры родных и знакомых: все эти тёмные тихие спальни с коврами и обнажёнными красавицами на картинах, столовые с буфетами, в которых звенел от выстрелов хрусталь, библиотеки с ценными собраниями научных и художественных книг, целыми полками сказок, светлые детские с кроватками, столиками, стульчиками, с валяющимися в обмороке куклами, забытыми Арлекином и плюшевым медведем.

Особенно Арви старался в доме своей сестры.

– Комиссар, обрати внимание на это удобное кресло возле книжного шкафа, – бормотал, подрезая ножиком обшивку. – Это лучшее кресло в мире, я в нём сплю после семейных обедов. Я устаю от веселья, от бессмысленного смеха моих родственников. Я прихожу сюда, чтобы отдохнуть. Оно мягкое, глубокое. Это самое спокойное место на свете, здесь я чувствую себя абсолютно защищённым, здесь меня любят, здесь мне ничего не грозит. Возьми томик Гёте. Там надпись: «Любимой девочке». Отец Урсуле подарил. Он обожает «Фауста», это его настольная книга, там всё о мечте, падении и спасении. В этом кресле хорошо читается. В нём снятся лучшие сны. Сядь в него, рюсся, – и тебя разорвёт на части.

Пока Арви потрошил и минировал кресло, в его голове возникла остроумнейшая идея начинить взрывчаткой рояль и даже выстроилась хитрая схема с гвоздиком и детонатором.

– Арви, ты сошёл с ума. Ну чего ты добьёшься порчей чужого имущества?

– Это ты бредишь, совсем ополоумела, это же библиотека Канерва, тут всё наше.

– Уже не ваше, а советское. Не было команды квартиры минировать, ты самодеятельностью занимаешься, твои подчинённые давно разошлись. Мирный договор подписан, город сдан, на вокзале и в крепости спустили флаг.

– А что ж продолжают стрелять?

– Такие, как ты, стреляют, отдельные упрямцы, вас пара-тройка осталась. Сказано вам: уходите!

– Я так просто не уйду. Есть ещё время. И есть два ящика толовых шашек.

– Ты всё неправильно делаешь, только дурак не заметит, что в кресло что-то подозрительное запихнули.

– Дура, я подушечкой прикрою.

– Оставь в покое инструмент, он и так расстроен. На нём будет играть девушка, похожая на твою племянницу, и пассаж в левой руке будет даже лучше получаться, легче, воздушнее.

– Здесь не должно быть девушек другой расы.

– Какой расы? Лунной? Марсианской?

– Коммунистической.

– Ты безумен. Я ухожу от тебя, нет смысла здесь оставаться.

– Ну и уходи, бабам тут не место. Рояль пожалела. Разозлилась, что мебель испортил. Надо быть выше кастрюль и занавесок! Наша жизнь не должна оскверняться чужаками. Я не хочу, чтобы за этим столом обедал комиссар.

– Здесь поселят семьи, родятся дети.

– Какого чёрта! Это наша финская земля.

– Нет, не финская.

– А чья, дура?

– И не шведская. И не русская.

– Чья?

– Божья.

– Что-о?

– Спроси у своего нового собеседника.

– А, ты к Христу приревновала? Да, мы теперь часто общаемся, я его расстреливаю и сжигаю время от времени.

– Бери с него пример. Смирись и не ломай «Бехштейн».

– Не лезь под руку, а то я сам подорвусь. Ты не только дура – ещё и предательница. Какой может быть мир? Война до конца. Убирайся!

Обидевшись, Суоми выбежала, хлопнув дверью.

Арви заминировал рояль и собирался уже уходить, когда на лестнице послышались шаги. Он метнулся в угол и спрятался за занавеской: «Сейчас рванёт, обидно, что не успел выбраться, зато умру вместе с любимым домом».

Кто-то ходил по комнате, охал, шептал, причитал. Арви высунулся. Это вернулась Суоми, но она была совершенно материальная, с настоящими руками, ногами, синими глазками, кошачьими скулами и милым вздёрнутым носиком.

У Арви закружилась голова:

– Ты?