Хроника грузинского путешествия, или История одного кутежа с картинками и рецептами

Шипучка быстро закончилась, и Винсент попытался открыть вторую бутылку. И залил вырвавшимся вином те немногие места, что после первой попытки еще оставались сухими. Вслед за второй последовала третья (с тем же эффектом), и наступило то блаженное состояние, в котором и холод был уже не важен, и кошки, рассевшиеся по коленям, не мешали, и странные гигантские котлеты с крутыми яйцами шли на ура. Состояние это зовется счастьем.

Наутро, выпроставшись из-под нескольких одеял и кое-как почистив зубы, я пошел на разведку. С крыши виллы была видна вся деревня (как оказалось, Ахалкалаки – самое большое село Грузии; по размеру оно – небольшой город, но местным куда больше нравится называть себя деревенскими, к тому же титул жителя «самой большой деревни страны» каждому из них кажется куда более престижным, чем звание обитателя «самого скромного города» страны): крыши, дымки над ними, речка, стадо баранов за речкой, большое, в пару гектаров, поле перед домом, разнокалиберные скульптуры в поле. И горы, цвета осеннего каштана горы со снежными шапками.

Из деревни снова пришли поварихи, и на завтрак нам была предложена чихиртма – густой, подкисленный уксусом куриный суп с распущенными в нем яйцами. Отмечу – чихиртма была ровно тем, что необходимо было съесть на завтрак после дюжины мухранского «Шавкапито», трех пробных бутылок анцестральной шипучки, пары штофов чачи и холодной ночи, проведенной под горой одеял.

Cорок восемь пупков

А потом за нами заехал безотказный кузен Дима, и мы, распрощавшись с дядюшкой Караманом и его винным братом Винсентом, отправились в сторону Тбилиси. Дорогу узнать было невозможно. Накануне мы ехали в сумерках; из сгущавшейся темноты выступали тела старых домов, выхваченные светом редких фонарей церкви и едва освещенные полицейские участки, под колесами шуршала галька. Казалось, мы путешествуем по какой-то хоббичьей стране, тайная жизнь которой просто скрыта от чужих глаз. Фасады с темными окнами чудились прикрытием, маскировкой нечеловеческой активности. А наутро оказалось, фасады прикрывают лишь пустоту обезлюдевших деревень, а темнота – горы мусора, выброшенного в кюветы. Неудивительно, что в огромной деревне Ахалкалаки вчерашним вечером мы встретили лишь одного человека – сильно нетрезвого мужичонку – проводника. Чудовищная грязь на дорогах, парашюты пластиковых пакетов, застрявшие в кронах и кустах, выбитые окна; эта часть Грузии, Картли, невероятно красивая и невероятно опустошенная бедностью, – еще ждет пробуждения. Сюда редко, лишь по специальному поводу, заезжают путешествующие по Грузии, и идея Карамана превратить Ахалкалаки в центр культурного туризма не столь наивна: места того заслуживают. Как и люди, по-прежнему здесь живущие. Да и пример шведов, медленно, но верно восстанавливающих неподалеку мухранские виноградники, княжий замок и винодельню, должен был бы заразить и других скандинавов. И не скандинавов тоже.

А вообще – тех же пакетов в кустах, мусора в кюветах, битых окон, как говорят местные, при ненавистном Саакашвили не было. Боялись? Боялись гадить себе под ноги? А нынче радостно взялись за старое? Странно это все.

По дороге в Тбилиси мы заехали в Мцхету. В отличие от картлийских деревень древняя столица Грузии не выглядит ни бедной, ни заброшенной; наоборот, с ее реставрацией, кажется, даже перестарались. Дома с новыми фасадами стоят под новыми крышами и за новыми заборами, улицы, покрытые новой брусчаткой, равнодушно ведут к главному храму Грузии, перед которым выстроено странных пропорций здание с «античными» колоннами. В здании – то ли супермаркет сувениров, то ли загс. Старинный город превращен в парк развлечений, в православный Диснейленд. Здесь много гостиниц и ресторанов, наверное, хороших, в каждой подворотне торгуют вязаными носками и вином, по-видимому, отличным. Все чисто, аккуратно, даже красиво; только жизнь куда-то делась. По городу не бегают дети, из труб не идет дым, не пахнет свежим хлебом. На гигантской стоянке – ряды автобусов – Мцхета заселена теперь туристами и торговцами.

Впрочем, обо всем этом забываешь, входя в Светицховели, храм невероятной красоты и достоинства, усыпальницу князей Багратиони, к роду которых принадлежал и Иване Мухранбатони, строитель «Мухрани». Иван Константинович тоже похоронен в Светицховели, в окружении родственников.

Храм был возведен еще тысячу лет назад там, где на месте захоронения ризы Христовой (вывезенной из Святой земли грузинским воином), по преданию, вырос кедр. Риза (или хитон) изображена и на семейном гербе Багратиони: «Хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху». Этот княжеский девиз соединяет Багратиони с местом их захоронения.