Конечно же, мне приснился сон. Привиделся мне абсолютно голый патлатый дремлющий человек с лицом Карамана, но телом Гоги. Был человек увенчан венком из лозы, в правой руке держал он канци, рог, из которого грузины пьют вино. В левой – подобие тирса, сделанного, впрочем, не из стебля фенхеля, а из подручного материала – из ветки дерева. Вздремнуть Гоги-Караман удобно устроился на паре сваленных ураганом стволов, кроны стоящих деревьев дали ему тень. Ага, подумал я во сне, не о нем ли поэт Пушкин?
Не о нем ли Гомер: «Вдаль устремился по логам лесным Дионис многопетый, хмелем и лавром венчанный»? Дионис, он же Вакх, он же Бахус, младший сын Зевса, наевшийся хинкали и выпивший чачи, снился мне, наевшемуся хинкали и выпившему чачи. Бог виноделия, растительности и религиозного экстаза; ба, да он грузин! Типичный грузин, хрестоматийный кутила, отважный боец, скрывающийся в чаще ото всех – врагов, друзей, семьи; отшельник с канци, наполненным соломенного цвета божественной влагой – «Вот Бахус, вечно юный // Вот он»! Амфора с вином закопана в саду, в пещере спрятаны припасы – чурчхела, кусочек сыра, сушеные абрикосы; в лесу, больше похожем на версальский парк Мухранбатони, наломано дров. Вакх отдыхает, смежив очи, – перед битвой ли, перед кутежом – не поймешь. Александр Сергеевич писал:
Мирный бой – это что? Борьба с собственными страстями? С обаятельным обжорством? С винопитием? Нет-нет, даже сомнений нет – выношенный Зевсом в собственном бедре Дионис – он был грузином, а «мирный бой» – это кутеж длиною в жизнь. И мне предстояло поутру отправиться на очередное сражение, нас ждала Кахетия:
Приснившийся спящий бог с лицом дядюшки Карамана звал в дорогу, мягко намекая о последствиях. Все прояснилось.
Cтарое Кахетинское
Утром к Betsy’s стали подтягиваться силы добра: Гоги Каландадзе (на огромном внедорожнике), Дима Антадзе (с парой пластиковых бутылей с вином), Заза «Тарамуш» Кикнадзе (с запасом свежих историй); отягощенные багажом и настоявшимся похмельем из гостиничных покоев выбрались и участники экспедиции. Распределившись по автомобилям, мы выехали в сторону Сигнахи; вечером дома у Каландадзе должны были состояться «похороны» свиньи, остальные детали путешествия были мне неизвестны.
Первую остановку мы сделали на самой границе Кахетии, в селе с типично грузинским именем Богдановка. В Богдановке, по словам Гоги, делают лучший мацони в Грузии, из молока буйволицы. Пропустить что-либо лучшее было решительно невозможно. Да и воспоминания о первом завтраке уже почти начисто стерлись, нам, несомненно, надо было подкрепиться.
В дощатом павильончике каждый взял по глиняному горшочку с мацони и по куску свежего хлеба. Мацони оказался похожим на крем-брюле: с запекшейся корочкой цвета топленого молока и необычайной нежности субстанцией под корочкой. Видимо, горшочки ставили в печь, доводя мацони до ума. Вкуса мацони был удивительного: что-то в нем было от моцареллы из-под Неаполя, еще нечто – от литовской сметаны, купленной на воскресном рынке.
Я съел одну порцию исключительного продукта, затем – вторую; съел бы и третью, и четвертую, да друзья не дали. Впереди, убеждали они, еще не одна остановка. Зато мы прихватили мацони с собой, самую малость – три ящика, по дюжине горшочков в каждом. А еще – пару вареных куриц. Ну и хлеба. И чуть-чуть сыра, буквально одну головку. И зелени. И кружок колбаски. Просто так, на всякий случай – вдруг проголодаемся. Вино-то у нас уже было с собой. Теперь была и закуска. И даже мацони – как соус, десерт и последующий завтрак.