Читаем Хроника любви и смерти полностью

Ждали зова государя и первые персоны империи: канцлер Горчаков, военный министр Милютин, генерал-адъютант граф Игнатьев, представлявший Россию до недавнего времени в столице Турции и знавший тамошние обстоятельства, окрещённый там «лгун-паша», ибо был человеком неверным и ненадёжным.

   — Баба с возу — кобыле легче, — заговорщически подмигнув, сказал он Милютину. — Теперь наконец займёмся делом.

   — В самом деле — пора, — сухо отвечал Милютин. — Но ведь штаб-квартира всё ещё не готова принять государя.

   — Нет, дорогой Дмитрий Алексеевич, не это обстоятельство было препоною нашему отъезду, — не унимался Игнатьев, — да вы и сами знаете, какое. Государь был во временном плену. Не у турок, нет, то был плен сладкий и угодный его величеству. Ныне он из сего плена вырвался, полагаю, не без душевной и сердечной раны. Но она быстро зарастёт, уверяю вас. Нам всем предстоят раны истинные.

   — На войне как на войне, — отозвался Милютин. — Французы, сложившие эту поговорку, тысячу раз правы.

Их беседу прервал граф Адлерберг.

   — Господа, государь просил вас немедля быть готовыми к отъезду. На сборы дано менее часу.

Вскоре царский кортеж тронулся по направлению к Дунаю. Погода, благоприятствовавшая движению, начала портиться. Обычные в эту пору майские дожди вскоре обратились в ливень. Дороги размокли, лошади с трудом тянули тяжёлые экипажи, колеса вязли по ступицу. Переправа через мутный и перехлёстывавший мост Прут у местечка Унгены чуть не закончилась драматически для ехавшего позади экипажа: его повернуло потоком, он накренился и вот-вот готов был опрокинуться. По счастью, подскакавшие казаки выправили его.

Инженерные войска по согласию с румынским правительством продолжили полевые железные дороги от Унген к Дунаю, минуя Бухарест. Это открывало надёжную возможность быстро перебрасывать военные грузы к армии. Для императорского кортежа были предоставлены три комфортабельных вагона. И уже через полтора суток они были у Зимницы.

Дунай вздулся, разбух и стал выходить из берегов. Переправа была осложнена. Главнокомандующий, великий князь Николай, с ходу пожаловался Александру:

   — Нерешительность, а порой просто недружелюбное отношение румынского правительства затрудняют передвижение наших войск и составов с грузами. Румыны трусят. Они всё ещё опасаются мести турок.

   — А ведь у них уже не осталось никакого пути назад, — усмехнулся Александр. — Бог дал нам плохих союзников. Но что делать — других у нас нету.

   — Неужто князь Карл не понимает, что суверенитет Румынии всецело зависит от исхода этой войны? — удивился Николай.

   — Он-то, надеюсь, понимает. Но до него дошли известия, что у этого суверенитета есть сильные противники: Англия с лордом Биконсфильдом, Австро-Венгрия с императором Францем Иосифом да и кое-кто ещё.

   — Странное дело, — заметил присутствовавший при разговоре канцлер Горчаков. — Мы стали единственными гарантами полной независимости Румынии. Но сами румыны не хотят отчего-то этого понять.

   — Вероятно, из многовекового страха перед турками, — сказал Николай. — Меня просветили: оба княжества, Валахия и Молдавия, пребывали до своего объединения... под турецкой пятою.

   — Кстати, по нашему настоянию и с нашей помощью, — быстро вставил Александр.

   — Да, именно так. И были вассалами турок почти четыре столетия.

   — Они так долго жили в страхе и так долго находились меж молотом и наковальней — между турками и своими боярами, — что перестали доверять кому бы то ни было. Бог им судья, — покачал головой Александр, — наш общий Бог. Будем же снисходительны и терпеливы. Докладывай, готово ли всё к переправе.

   — В основном готово. Главные силы начнут переправляться под защитою береговых батарей осадных орудий в ночь на пятнадцатое июня у Систова... На понтонах. Когда обоснуются на плацдарме и отгонят турок, тогда и начнём постройку моста вот тут...

И он показал на развёрнутой на стене топографической карте квадрат, в районе которого они находились.

   — Дунай, слава Богу, устроил нам опорные островки. Сейчас они залиты водой, но вскоре она спадёт и тогда инженерные войска начнут наводить мост, опершись на этот островок Ада. Он, как вымеряли инженеры, протянется на целую версту...

   — А обеспечит ли он переправу главных сил? — поинтересовался Александр.

   — Вот тут, — Николай ткнул пальцем в карту, — будет сооружён второй мост, тоже с опорою на остров. И тогда мы без труда перебросим все четыре корпуса под защитою войск, занявших позиции на том берегу.

   — Гладко было на бумаге, — хмыкнул Александр.

   — Я спокоен, — односложно ответил Николай.

   — Государь, могу засвидетельствовать: меры приняты разумные, осечки не должно быть, — подтвердил Милютин. — Понтоны системы Томиловского показали себя с самой лучшей стороны. Я ходатайствую о награждении сего офицера.

   — Пусть он и награждает, — кивнул в сторону Николая государь. — Ему и карты в руки, и кресты, и деньги — всем я его обеспечил.

Переправа и в самом деле прошла образцово; быстро и в полном порядке. Турки были оттеснены, смяты и бежали в рассыпную.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сподвижники и фавориты

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза