— Папа, вам нельзя появляться вне дворца без охраны, — озабоченно говорил цесаревич. — Ни один монарх не расхаживает столь беспечно по улицам подобно вам.
— Да-да, — вторили ему Сергей и Владимир.
«А сам небось мечтает поскорей занять моё место, — пронеслось против воли в голове Александра. — Почтительность — вот его единственное достоинство. Он уж видит ореол вокруг своей головы и вензель «А» с тремя палочками».
— Кабы не уменье бежать, он бы в меня попал. Рылеев отстал, жандармы чесались, — сердито сказал он. — Гордитесь своим отцом: в шестьдесят один год он не утратил резвости. Меня смутила чиновничья фуражка злодея... Будем ждать донесений...
Первым явился к государю Александр Романович Дрентельн, шеф жандармов — час его доклада приходился на утро следующего дня.
— Ну-с, недреманное око государевой безопасности, равно и государственной безопасности, что скажите? — нескрываемая ирония прозвучала в этом вопросе.
— Злодей допрошен, Ваше величество. И дал письменные показания. Звать его Соловьёв Александр Константинович, от роду ему тридцать три года...
— Возраст Христа, — ухмыльнулся Александр.
— Недоучившийся студент, учительствовал время от времени. Мы предполагаем, что он принадлежит к преступной организации, но он покамест это отрицает...
— Читай показания, — нетерпеливо перебил его Александр.
— Слушаюсь, Ваше величество, — и он зашуршал листами. — Вот: «Я окрещён в православную веру, но в действительности никакой веры не признаю...»
— Само собою. Какая ж вера может быть у злодея?
— «Ещё будучи в гимназии я отказался от веры в святых... Под влиянием размышлений по поводу многих прочитанных мною книг, чисто научного содержания, между прочим, Бокля и Дрэпера, я отрёкся даже и от верований в Бога, как в существо сверхъестественное...».
— После таковых разглагольствований я прихожу к мысли, что надобно дать отставку министру народного просвещения, графу Дмитрию Толстому. Он оказался худым воспитателем, — прокомментировал Александр. — Читай дальше.
— «Я признаю себя виновным в том, что 2 апреля 1879 года стрелял в государя императора с целью его убить. Мысль покуситься на жизнь его величества зародилась у меня под влиянием социально-революционных учений; я принадлежу к русской социально-революционной партии, которая признает крайнею несправедливостью то, что большинство народа трудится, а меньшинство пользуется результатами народного труда и всеми благами цивилизации, недоступными для большинства...»
— Излагает складно, — заметил Александр. — И про партию упомянул. Стало быть, такая преступная партия есть. А назвал он сообщников и место их расположения? Где они укрываются? Ваши сыщики про то не ведают...
— Увы, Ваше величество, — уныло согласился Дрентельн. — Пока что след не взят.
— Хрен вам цена, — удовлетворённо протянул Александр.
— Что вы хотите, Ваше величество, ежели весь наш штат — семьдесят душ, а из них двадцать — чиновники для письма. Столь же беден штат и в губерниях: пять офицеров, пятнадцать унтеров да два писаря. Можно ли поспеть?..
— Хлопочите и получите, — буркнул Александр, он был недоволен. — Ладно, читай дальше.
— «Ночь с пятницы на субботу провёл я у одной проститутки, но где она живёт, подробно указать не могу: утром в субботу ушёл от неё, надев на себя чистую накрахмаленную сорочку, бывшую у меня, другую же, грязную, бросил на панель...»
— Готовился, стало быть, к смерти. Что ж, похвальная предусмотрительность. Я должен был бы предъявить ему иск: шинель он мне продырявил. Это не сорочка. Однако же прощу ему великодушно. Дальше...
— «Я не прошёл ещё ворот штаба, как, увидя государя в близком от меня расстоянии, схватил револьвер, впрочем, хотел было отказаться от исполнения своего намерения в этот день, но государь заметил движение моей руки, я понял это и, выхватил револьвер, выстрелил в его величество, находясь от него в пяти-шести шагах, потом, преследуя его, я выстрелил в государя все заряды, почти не целясь. Народ погнался за мной, и, когда меня задержали, я раскусил орех с ядом, который положил себе в рот, идя навстречу государю».
— Слава Богу, яд не подействовал, — резюмировал Александр. — Теперь надобно дознаться, где прячутся его сообщники — он не зря, не для пугания, обмолвился про партию. Всем губернским жандармским управлениям предпиши предпринять тщательные разыскания. Внедрить бы в их сообщество агента да взорвать его изнутри, как они пытаются взорвать нас.
— Будут предприняты все возможные меры, Государь
Но Александр только рукой махнул.
— Меры, меры... Слышу про эти меры и от тебя, и от твоих предместников, а Васька слушает да ест... Скажу без обиняков: в ваши меры у меня нет веры, — и улыбнулся.
Выдавил из себя улыбку и Дрентельн. — Ладно, иди уж, — снисходительно бросил Александр. — Хорошо, попался плохой стрелок, а ну как найдётся и хороший, что тогда?