Читаем Хроника любви и смерти полностью

   — Дом-то весьма неказист, нам придётся его перестроить, — болтал Гартман без умолку. Михайлов его поддержал — и тоже по-французски, чем окончательно сразил даму. Она сказала:

   — Да я много с вас и не возьму, сама понимаю, что товар далеко не из лучших. Владение это выморочное, я была опекуншей его владелицы, из обнищавших дворян, царствие ей небесное.

Сторговались, составили купчую на имя Сухорукова, достаточного подрядчика, как отрекомендовался Гартман.

   — Вот вам ключ от замка, а в случае каких-либо недоразумений милости прошу жаловать ко мне.

   — Благодарю вас, мадам, поскольку мы тут люди новые, то и могут возникнуть вопросы, так что уж не обессудьте... Придётся. На первых порах мы с супругою станем обживаться, кое-кто из компаньонов подселится. Завтра же начнём переселяться. С товаром.

Товар был тщательно упакован в большие деревянные ящики. В них были латунные трубы, начиненные динамитом. Всю остальную запальную часть должен был доставить Степан Ширяев.

Мастерская — это удобно: можно подвозить товар, встречать клиентов. Михайлов настаивал на вывеске, но было сочтено, что можно с ней и повременить: улочка-то не шибко людная.

Забор был ветхий, весь в дырьях, пришлось обшить его тёсом, потому как за ним творилось сокровенное дело. Стали копать подвал. Однажды заглянул квартальный надзиратель, ему уже было известно, что дом куплен под мастерскую. Его ублажал Степан Ширяев — мастер заговаривать зубы. Комнат в доме было всего четыре, одну из них приспособили под столовую. Степан усадил его за стол, обильно заставленный закусками и бутылками.

   — Вот копаем подвал, товар у нас деликатный, портящийся, — объяснял он, подливая квартальному. — Должно хранит его в надёжном месте, деликатный товар. Мы его, подвал этот, просторным сделаем, камнем обошьём. Стало быть, работы много, наняли вот лишнего человека — копаля. Покамест одни расходы.

   — А вы кто будете? — поинтересовался квартальный, опрокидывая в себя стопку.

   — Я-то? Я компаньон хозяина. Они с супругою отправились на станцию принимать товар.

   — Дело-то доходное? — продолжал допытываться квартальный.

   — А вот как развернёмся, то и покупатели пойдут. Господин Сухоруков оповестил через газеты о нашем заведении.

   — Через газеты? Ишь, можно полагать, дело сурьёзное, раз через газеты, — уважительно произнёс квартальный. Он уже глядел осовело, и язык у него заплетался. — Ну-с, я пойду. При исполнении нахожусь, премного благодарен, опасаюсь перебрать.

Он долго тряс руку Степана, умильно сощурившись. Обещал наведываться, что не вызвало энтузиазма. Впрочем, подвал был обнародован и, так сказать, процензурован. Дворик был невелик, но место для вынутой земли нашлось за сараем, а потом и за ретирадой. Земли же предполагалось вынуть много: подземную галерею должно было протянуть на двадцать сажен, под самое полотно.

Никто из них не был землекопом ни разу в жизни. Казалось бы, ну чего проще выкопать подземный ход. Однако осложнения встречали их с каждым шагом. То откуда-то начинает сочиться вода, то осыпаться земля, то какие-то плотные вкрапления, каменные залежи препятствуют продвижению.

Возились долгонько, хорошо, что взяли время с запасом, на этом настоял всегда предусмотрительный Михайлов. Как обычно, он оказался прав.

— Господи, а что, если?.. — не договаривала Соня Перовская. И все понимали, что стоит за этим «если». Если вся эта огромная работа окажется напрасной тратой сил, средств и драгоценного времени. Их ещё не успели уведомить, к чему привели усилия их товарищей под Одессой и Александровском. Там тоже шла напряжённая подготовка к встрече царского поезда. Было решено, что никакого уведомления и не следует дожидаться: само по себе будет видно. Да и газеты тотчас оповестят, если произойдёт катастрофа.

И они рыли и рыли — днём, вечером, а порою ночью. До изнеможения. Иной раз думалось: зачем всё это?! Иной раз затея представлялась и вовсе дурацкой. Для того чтобы убить одного человека, надобно купить дом, день за днём рыть подкоп, опасаясь, что в один прекрасный момент земля может обвалиться и все их усилия пойдут насмарку. И в конце концов окажется, что всё это было зазря, что царский поезд миновал Москву.

Всё решительно было погружено во мрак. Иной раз самых трезвомыслящих из них — были и такие — брала оторопь: зачем всё это, зачем? Ну убьют они царя, а далее-то что? Плеханов прав: на престол взойдёт царь с тремя палочками вместо двух. Преследования резко ужесточатся, ряды их соратников будут вконец опустошены. Никакого восстания, на что все надеялись, не будет, оно никак не подготовлено, а стихийно возникнуть не может: Александр II для народа — освободитель и царь-батюшка. Жизнь в деревне многим из них показала: крестьяне за ними не только не пойдут, но и выдадут зачинщиков бунта...

Перейти на страницу:

Все книги серии Сподвижники и фавориты

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза