Читаем Хроника любви и смерти полностью

   — Я думаю, он прав. Тебе теперь надо считаться с мнением общества. Коль получится то, что ты замыслил... о нас...


4 ноября 1880 года. Набережная у Петропавловской крепости.


Михайлов ждал на набережной, курил. Подбежала запыхавшаяся Перовская.

   — Ну что?

   — Казнили.

   — Обоих? — Она кивнула. — Значит, всё-таки отказал, не помиловал. Что ж, ему это не пройдёт даром. Мы полгода молчали, но он нарушил перемирие.

   — Но двоих-то он помиловал.

   — А эти двое — не люди? — Он загасил папиросу и жёстко сказал: — Теперь с ним надо покончить. Иначе нам этого не простят потомки. Собирай исполнительный комитет. На его казнь мы ответим нашей.


9 ноября 1880 года. Ливадия.


Александр принимал наследника.

— Я рад, Саша, что вы приехали сюда, и уверен, что и моя Катя очень этому рада. Вы сможете, наконец, ближе её узнать, и, уверен, полюбите всем сердцем. И ваше нынешнее предубеждение против неё... нет, нет, я понимаю, чем оно вызвано, и не сержусь на вас, коль вы сможете побороть его... Я уверен, что оно скоро самим вам будет казаться недоразумением. Ну да ладно, оставим это... Я хочу попросить тебя, Саша, после того как... как ты станешь Александром III, позаботиться о моей жене и детях. Не их вина, что я так поспешил с браком, я просто обязан был торопиться, ты знаешь, пистолет убийц постоянно на меня нацелен, я уже нигде не чувствую себя в безопасности, и позаботиться о них мой нравственный долг. Я поручаю их судьбу твоим заботам и хочу, чтобы ты сегодня мне поклялся, что не оставишь их.

   — Конечно, па.

   — Поклянись.

   — Клянусь.

   — Спасибо, Саша. — Он обнял его. — Ты хороший сын. Вот в этом конверте... Тут вот написано: «Хранить до востребования, в случае моей смерти вручить Государю-императору». Тебе, значит. Здесь акт о моей женитьбе на Кате и письмо тебе. Фактически — завещание. Ты после его прочтёшь. Там я поручаю тебе Катю и детей. Ещё я там перечисляю все дома, что я купил Кате: и здесь, и в Царском, и в Петербурге, указываю капитал, что внёс на её имя в Государственный банк... Что ещё?.. Да, комнаты в Зимнем, что я отделал для неё, должны ей и остаться, если только она сама не захочет уехать оттуда в свой дом. Словом, наступит час — прочтёшь. Я вручу это письмо Адлербергу, чтобы хранил в архиве двора до... — он промолчал. — Но хочу, чтобы ты это знал сейчас.

   — Хорошо, па.

   — Помни, в чём ты мне поклялся.

   — Я исполню свой долг, ты можешь не сомневаться, но мне очень грустно оттого, что ты так часто говоришь о том времени, когда я должен буду это сделать. Я надеюсь, что Бог прочит твои дни, мы с Минни будем молиться об этом.

   — Я тоже молюсь об этом, Саша. Признаюсь, я давно не был таким счастливым, и мне конечно же хочется продлить это счастье как можно дольше, но...

   — Но сейчас вроде они одумались. Лорис говорит — всё тихо.

   — Дай-то Бог, чтоб он не ошибался.


16 ноября 1880 года. Станция Лозовая.


По рельсам катилась ручная дрезина с обходчиками. Двое качали привод, третий смотрел на шпалы. Остановились недалеко от сарая, стоящего у самой полосы отчуждения, устроили перекур. У одного из них выскочила из рук коробка со спичками, упала под откос. Он спрыгнул и полез за ней. И вдруг увидел провод, выходящий из-под шпал и исчезающий в кустах.

   — Эй! — крикнул он товарищам. — Идите-ка сюда...


Через несколько часов. Министерство внутренних дел.


Лорис-Меликов сидел за столом, перед ним стояли два сотрудника.

   — Немедленно поднимите по тревоге полицию и жандармские подразделения вдоль всего пути следования. Если не хватит людей — скажите, я договорюсь с военным министром, поднимем армейские части. Государь выезжает девятнадцатого, у нас два дня. Всего два. Мне страшно подумать, что было бы, если бы эту мину не обнаружили. Но сколько их ещё? Телеграфируйте немедленно во все города... Докладывайте каждые несколько часов. Вы всё поняли?

   — Да, ваше превосходительство.

   — И ещё: о мине под Лозовой никому ни слова. Государь не должен знать об этом. Ступайте.


17 ноября 1880 года. Зимний.


Лорис-Меликов рассказал о найденной мине Адлербергу.

   — Я сегодня же выеду в Крым, чтоб сопровождать их, — заявил Адлерберг.

   — Но это риск, вы понимаете?

   — А что не риск? Когда вон и Зимний пытались взорвать... Эдак вообще от Государя надо держаться поодаль. Но мы же как-никак его приближённые, мы приближены к его особе. Нет, нет, я еду.

   — Но о том, что раскрыто новое покушение, пока не говорите. Приедет, дай Бог, скажем.

   — Разумеется. Вы уже приняли меры?

   — Самые решительные. Но два дня так мало. Путей больше тысячи вёрст. Я просил Милютина помочь войсками.

   — А что сказать Его величеству насчёт подготовки доклада?

   — Скажите, что я его почти закончил, и скоро передам проект Константину Николаевичу и наследнику. Кстати, я говорил с ним и, кажется, смог его убедить.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сподвижники и фавориты

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза