Хроника любви и смерти

Она выбежала из собора и увидела на ступенях лежащего X. Рядом с ним валялся его пистолет. Около него, опустившись на колени, находилась Варя. Она подняла к Кате лицо, перекошенное злобой и горем:

   — Я ненавижу тебя, как я тебя ненавижу... Ты отняла последнее, что ещё не успела отнять раньше... Тебе мало моей свободы, моей гордости, моих чувств, тебе мало, что я отдала тебе всё моё прошлое, тебе ещё и моё будущее понадобилось... Четырнадцать лет я всё терпела, всё сносила, думала, освобожусь из рабства и смогу жить, как ты все эти годы, но ты и раба готова ограбить... Я проклинаю тебя... Бог тебя проклял, и я тебя проклинаю...

Чуть позже. Летний сад.

Катя бежала по улицам, через мост по набережной и оказалась в Летнем саду, на той же самой аллее, где шестнадцать лет назад, день в день Александр окликнул её и увёл в свою жизнь.

Он и теперь звал её, она услышала его голос, он шёл к ней, — молодой, улыбающийся, как в тот солнечный день. Он звал её, протягивал к ней руки...

Но она взглянула в другую сторону — там в конце аллеи стоял её жених Вася и тоже протягивал к ней руки.

И она вновь стояла на распутье, на перекрёстке судьбы, и ей снова предстояло — уже в воспоминаниях — сделать правильный выбор: не мужчины — судьбы... И не только своей...

Руфин Гордин АЛЕКСАНДР И ЕКАТЕРИНА

НАПУТСТВИЕ

ИСТОРИЯ испытывала (и продолжает испытывать) постоянное насилие.

Одни старались её улучшить. Другие — ухудшить. И те и другие действовали в интересах того строя, в котле которого варились. И защищали его и оправдывали, и проклинали и низвергали.

На её скрижалях — истинные и ложные герои и мученики.

Иной раз героям и мученикам объявлялись террористы и маньяки. В их честь назывались города и селения, улицы и площади, школы и институты. Примеры тому — у каждого перед глазами.

Всё оттого, что они жертвовали собой во имя ложно понятого общественного блага либо ложной идеи. Хорошо бы только собою. Но в потоке ложномыслия, возглавляемом ими, увлекались и гибли сотни и тысячи безвинных, обманувшихся и обманутых. Ибо пророки, как давно известно, бывают истинные и мнимые. Последних — большинство. И власть не всегда олицетворяют злодеи и насильники. Хотя последних — тоже большинство.

В этой книге я пытаюсь встать, так сказать, над схваткой. И как можно ближе к истине, хоть она и недостижима. Я опираюсь на документы, на свидетельства авторитетных людей, современников описываемых событий из разных лагерей и разных направлений.

Удалось ли — судить не мне.

Глава первая МАНОВЕНИЕМ ДЕРЖАВНОГО ПЕРА

Революция есть безумно губительное усилие

перескочить из понедельника прямо в среду.

Но и усилие перескочить из понедельника назад

в воскресенье столь же... губительно.

Василий Андреевич Жуковский, поэт,

воспитатель императора Александра II —

его брату великому князю Константину Николаевичу

День 19-го февраля 1861 года глядел по-петербургски обычно: тяжёлым плотным серым небом, слежалыми снегами, коричневевшими от конской мочи и катухов, режущим ветром с Невы, завивавшим снежную пыль.

Однако же то был вдвойне торжественный день. В столичных церквах служили молебствия по случаю шестой годовщины восшествия на престол и благополучного царствования Богом хранимого императора Александра Николаевича — благочестивейшего, самодержавнейшего, великого государя всея России, при супруге его благочестивейшей государыне Марии Александровне и при наследнике его благоверном государе цесаревиче и великом князе Николае Александровиче. Далее шёл перечень благоверных великих князей, княгинь и княжон, коих было близ тридцати персон.

Второй же высокоторжественный акт содержался в великой тайне. В него было посвящено не более двух десятков лиц во всей империи. И свершался он в стенах Зимнего дворца, в овальном кабинете императора, о чём не знали даже многие из членов царствующей фамилии.

Предосторожность была взята необычайная. Вопреки традиции большой выход в столь торжественный день был отменен и заменён малым. Недоумение придворных, вельмож, статс-дам и фрейлин — особенно дам — было неописуемо. Ждали выхода императора и самых близких ему людей — ждали разгадки...

Настораживали усилившиеся караулы вокруг дворца, пушки, выкатанные на Дворцовую площадь, гвардейские разъезды, полицейские и жандармы у Адмиралтейства, Петропавловской крепости, телеграфной станции. Казалось, всех вывели из казарм. Зачем? Что стряслось либо могло стрястись? Отчего такая тревожность? Стынут же, стынут солдаты, преображенцы и семёновцы, без видимой цели...