Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик

— Давай вставай, иди,— и рука Валентайна на моей руке в этом царстве, где ничто не движется, и она тянет меня вверх, и я лечу, легкий, как воздух; плывущий по воздуху, я поддаюсь, двигаясь без движения, дыша, но без дыхания. Вместе мы пересекаем мост, который изогнулся, как радуга, через пропасть, столь же глубокую, сколь широк мир, и его сверкающее металлическое покрытие звенит, словно песня молоденьких девушек, с каждым моим шагом по нему. На далекой стороне все залито цветом: янтарный, бирюзовый, коралловый, изумрудный, золотистый, малиновый, фиолетовый. Купол неба зеленый, а яркие лучи солнца, пронзающие воздух,— бронзовые. Все течет, все вздымается, нет прочности, нет постоянства. Голоса говорят — это жизнь, Тиверас! Это твое истинное царство. Я не отвечаю им, поскольку в конечном счете я мертв и только вижу сон, что жив, но я начинаю плакать, и мои слезы имеют цвет звезд.

А это тоже сон Понтифика Тивераса.

Я восседаю на троне на одной машине внутри другой машины, а вокруг меня стена из голубого стекла. Я слышу булькающие звуки и слабое тиканье замысловатого механизма. Мое сердце бьется медленно, я осознаю каждый тяжелый прилив жидкости в его полости, но эта жидкость, мне кажется, не кровь, хотя, чтобы это ни было, это движется во мне и я осознаю ее, следовательно, я, должно быть, жив. Как это может быть? Я такой старый, что, наверно, пережил саму смерть? Я Тиверас, который был Коронованным у Осиера, и однажды я прикоснулся к руке лорда Кинникена, когда Замок был его, а Осиер был только принцем. А второй Понтифик — Тимин — был в Лабиринте. Если это так то, думаю, я единственный человек времен Тимина, который еще жив, если я жив, а я думаю, что я жив. Но я сплю. Я вижу сон. Великое спокойствие окутывает меня. Цвета просачиваются из мира. Все черное, все белое, ничто не движется, нет звуков. Так я представляю себе царство смерти. Смотрите. Вот Понтифик Конфалюм, а там Престимион и Деккерет! Все великие императоры лежат, уставившись вверх на дождь, который не падает, и словами без звука они говорят: добро пожаловать, Тиверас, который был, добро пожаловать, уставший старый король, ложись рядом с нами теперь, когда ты мертв, как и мы. Да. Да. О! Как здесь прекрасно! Посмотри, там лорд Молибор, этот человек из города Бомбифэля, на которого я сильно надеялся и так напрасно, и он мертв, а это лорд Вориакс, с черной бородой и красными щеками, но теперь его щеки не красные. И мне наконец дозволено присоединиться к ним. Все тихо. Все спокойно. Наконец, наконец, наконец! Наконец они позволили мне умереть, даже если это мне только снится.

Итак, Понтифик Тиверас плывет на полпути между мирами, не живой и не мертвый, мечтающий о мире живых, когда он думает, что он мертв, и мечтающий о царстве смерти, когда он вспоминает, что жив.

— Немного вина, с вашего позволения,— сказал Валентайн. Слит подал ему кубок, и Коронованный сделал глубокий глоток.— Я только задремал,— пробормотал он.— Немного вздремнул перед банкетом и этот сон, Слит! Этот сон. Позови мне Тизану. Позовете? Я хочу, чтобы она растолковала этот сон.

— При всем уважении к вам, ваша светлость, сейчас для этого нет времени,— сказал Слит.

— Мы пришли за вами,— вставил Тунигорн,— банкет вот-вот начнется. Протокол требует, чтобы вы находились на помосте, когда представители Понтифика…

— Протокол! Протокол! Этот сон был посланием, разве вы не понимаете? Такое видение разрушения…

— Коронованный не получает посланий, ваша светлость,— спокойно сказал Слит,— а банкет скоро начнется, и мы должны одеть вас и перевезти. Тизана и ее зелье будут у вас после, если хотите, милорд. Но теперь…

— Я должен выяснить этот сон!

— Я понимаю. Но у вас мало времени. Идемте, милорд.

Он знал, что Слит и Тунигорн правы: нравится это или нет, он должен быть сейчас на банкете. Это было больше, чем просто общественное мероприятие. Это был ритуал вежливости — оказание чести старшим монархом молодому королю, который был его приемным сыном и помазанным наследником. И пусть даже Понтифик мог быть дряхлым или совершенно безумным, Коронованный не имел права легкомысленно отнестись к этому событию. Он должен идти, а сон должен подождать. Сон такой богатый, изобилующий предзнаменованиями, не мог быть оставлен так просто, он нуждался в толковании, а может быть, даже в совещании с колдуном Делиамбером, но на все это будет время после.

— Пойдемте, ваша светлость,— снова сказал Слит, протягивая ему парчовый халат.

Тяжелые чары этого видения все еще не отпускали дух Валентайна, когда он десять минут спустя вошел в Большой Зал Понтифика.