После ночной атаки все командиры эскадронов отчитались. Потерь не было даже ранеными, пострадали немногие нижние чины, которые, когда перетаскивали газовые баллоны, тащили за вентиля, вентиля ослабли и слегка подтравливали, но больше чем одышка ни у кого ничего не случилось, утечку газа обнаруживали те, которые ползли следом, кто-то воспользовался противогазовыми масками.
Плантагенет имел удрученный вид, однако укорить его было не за что, в пропаже Клешни он если и был виноват, то косвенно.
Щербаков, собравший рапортички, поднялся из блиндажа наверх и сразу спустился.
– Клешню… извините, Аркадий Иванович… Павлинова привели, – сказал он.
– Пусть заходит. – У Вяземского отлегло на душе.
– Он не может, Аркадий Иванович, он ранен в ногу, а тут круто, – Щербаков показал на лестницу, – не спустится…
– Я сам поднимусь, – сказал Аркадий Иванович.
Наверху Павлинов опирался на костыль, и за ним стоял доктор Курашвили. У Павлинова была разбита рожа, распух нос и почти не было видно глаз, нижняя губа отекла вместе с подбородком, смотреть на него было и смешно и жалко.
– Виноват, господин полковник, – начал шепелявить он, с трудом двигая оплывшим лиловым лицом.
– Кто это вас так, немцы?
– Нет, господин полковник, свои…
Вяземский удивился:
– Когда успели? – Ему было ясно, что денщику свои такого участия в атаке могли не простить. – Сейчас, что ли?
– Нет, ваше высокоблагородие, ночью, когда выполз…
– Как это?
– Приняли за германского лазутчика, не разобрались, темно было…
– Господин полковник, – промолвил Курашвили, – может быть, продолжите у меня в лазарете? Там не так круто, и ему всё равно туда…
– Есть что
Клешня кивнул.
Из лазарета Курашвили ушёл, вместо него зашёл Щербаков.
– Говорите, Павлинов, что вы хотели?..
– Подкрепление у немца…
– Откуда знаете? – спросил присевший рядом Щербаков, он отвечал за сведения по разведке.
– Поляк со мной был в траншее… оттудова, с той стороны…
– Как поляк? Какой?
Клешня стал рассказывать, Вяземский слушал и молчал, предоставив опрашивать Клешню Щербакову.
– Поляк сказал, что, когда были дожди, они два полка сменили те, которые старые, а всего подошли две дивизии, новые…
– А почему поляк?
Тут Клешня поведал всю историю и обстоятельства своего такого необычного знакомства со Стани́славом, фамилию забыл.
– А на каком языке вы говорили?
Клешня оторопел:
– Как на каком?
– Вы знаете польский?
– Нет…
– Ваш поляк говорил по-русски?
«А действительно?» Вяземский об этом даже не подумал. Клешня стоял оторопевший.
– Мы с ним говорили…
Щербаков и Вяземский переглянулись.
– На каком? – Вяземскому тоже стало интересно.
– А бог его знает, говорили и говорили…
– Ладно, – промолвил Щербаков с согласия Вяземского. – Одно слово – братья-славяне…
– Так точно, он слово, я слово… как-то так…
– А про две дивизии?..
– Да, он сказал, что пришли две новые дивизии, его полк из Познаня, а другой, какой-то… про «помёрли» что-то он сказал, я не разобрал…
– Вероятно, – Щербаков повернулся к Вяземскому, – из Померании…
Дальше Щербаков уточнил другие подробности, и они оставили Клешню и лазарет на попечение доктора.
Вернувшись в штаб, Вяземский увидел, что Щербаков торопится.
– Я составлю разведдонесение, Аркадий Иванович, думаю, это срочно.
Им обоим, и полковнику и поручику, было ясно, что ничего не подозревающий денщик Клешня принёс новости, ради которых и затевалась вся разведка.
Когда донесение было составлено, Щербаков и Вяземский посмотрели друг на друга.
– Вот такие получились однотраншейники, – задумчиво промолвил Вяземский.
– А документы взять у погибших, надо думать, побоялся или постеснялся?..
– Или не подумал?.. – Вяземский разминал папиросу.
– Не моё дело вмешиваться, Аркадий Иванович, но как бы там ни было, а Павлинов, думаю, заслужил награду.
Вяземский это понял с самого начала повествования денщика и согласно кивнул.
– Медаль?! – спросил Щербаков.
– Да нет, Николай Николаевич, тут можно и крест, Егория, как они говорят.
Донесение о смене германских частей было отправлено незамедлительно.
Через несколько часов после отправки разведывательного донесения Вяземский получил приказ явиться в штаб 64-й дивизии к генералу Жданко. Оказалось, что в XXVI армейский корпус, которым командовал генерал Гернгросс, поступили ещё сведения, о том, что на позиции противника подкрепления прибыли не две, а девять свежих германских дивизий. Жданко приказал временно отвести полк под Молодечно, а Вяземскому пришло распоряжение явиться в штаб фронта в Минск.
На основании всех донесений разведки главнокомандующий Западным фронтом генерал Эверт принял решение отменить наступление против посвежевших и основательно усилившихся германских войск на направлении Молодечно-Крево и готовить другое направление – на Барановичи, там на позициях стояли в основном австрийцы.
После доклада генерал-квартирмейстер Павел Павлович Лебедев подтвердил приказание временно передислоцировать полк в резерв фронта и добавил:
– Аркадий Иванович, этим пусть занимаются ваши офицеры… кого вы назначили исполнять обязанности в ваше отсутствие!..