Читаем Хроника польская, литовская, жмудская и всей Руси полностью

Трабус Гермонтович, князь Жмудский, опекун или губернатор Великого княжества Литовского

Итак, Ромунт, пробыв едва год на великом княжении, был призван безжалостной и упорной смертью и оставил пять сыновей, которых наплодил при жизни отца Гилигина, ещё до того, как после его смерти был избран на великое княжение.

Сейм в Кернове. Тут же литовские паны, спеша упредить, как бы не начались раздоры между столь многими братьями-наследниками, из-за чего страна раздирается в клочья гражданскими и внутренними войнами, а потом гибель и упадок государства приходят в открытые ворота пагубных раздоров, съехались в Кернов, а там, не теряя времени на долгие и порожние разговоры, согласно передали Великое княжество Литовское и Русское в опеку Трабусу Гермонтовичу, брату Гилигина и дяде недавно умершего Ромунта, который в то время был князем Жмудским, чтобы держал Великое княжество Литовское и управлял им до тех пор, пока паны окончательно решат с пятью сыновьями Ромунта, истинными наследниками, и поделят области Великого княжества Литовского, кому какая надлежит.

Трабус в начале своей опеки заложил от своего имени местечко Трабы; а младших князей и своих внуков Наримунта, Довмонта, Гольшу, Гедруса и Тройдена рыцарскому делу при себе обучал. А потом в том же году умер в Новогрудке и упомянутыми князьями, своими внуками, привезённый на жеглище у устья Вильны, был сожжён по языческому обычаю, в соответствии с княжеским достоинством убранный в княжеские одежды, с конём, слугой, доспехами и охотничьими [принадлежностями].

Такая в те годы была незавидная [доля] у литовских князей, что один за другим призывались на тот свет сразу же, как только избирались на престол.


Сейм и элекция в Новогрудке. После смерти Трабуса паны литовские, жмудские и русские, подчинённые литовскому княжеству, такие как полочане, пинчане, подляшане и новогрудчане, съехались в Новогрудок, где в то время, деля добро (skarby) Трабуса, жили княжичи Ромунтовичи: Наримунт, Довмонт, Гольша, Гедрус и Тройден. Там же при виде истинных наследников, пятерых взрослых княжичей, к тому же каждый из них годился для власти и управления [государством], советовались о том, как бы одного [из них] поставить старшим над другими млашими, чтобы вся верховная власть и титул владыки Великого княжества, приказания и порядок военных кампаний свелись к воле и суждению одной старшей головы. И тогда всеобщим волеизъявлением выбрали старшего Наримунта, провозгласили великим князем, верховным и наивысшим монархом Литовским, Русским и Жмудским и возвели [его] на престол Новогрудка (где в то время была главная резиденция (zlozenie) литовских князей).

Маршалок Монивид. А маршалок Монивид, подавая ему княжеский меч, наставлял, чтобы владел им честно: злых карал, добрых миловал и от неправд защищал, а границы великого княжества по наследственному праву и по воле всех сословий [своих] подданных чтобы мужественно охранял и приумножал их по примеру своих предков. И чтобы с братьями жил в нерушимом согласии как в гражданских, так и в военных делах, преисполненный родственной любви, и чтобы один другому помогал, каждый оставаясь на своём уделе.

А ты, милый читатель, не удивляйся, что в Гонце Добродетели 44, который [я] отдал в краковскую типографию в 1574 году, этим пяти князьям: Наримунту, Довмонту, Гольше, Гедрусу и Тройдену положил быть сыновьями Трабуса 45; так же и в других моих латинских книгах: de Sarmatiae Europeae Descriptione, где так же, [как] и в Кройничке литовских князей и землеописании латинским языком положил. А этот мой труд, как [я уже] выше рассказывал, приписал себе некий итальянец 46, обманувший меня с обычным своим лицемерием, хотя любому было ясно, что это кичится ворона в павлиньих перьях, чему свидетель Господь Бог, conscientiarum arbiter. И в Гонце меня ввёл в заблуждение один Летописец Русский, который я достал только на часок, и из-за которого сильно ошибся относительно Кернуса и его дочери Пояты, а также относительно Куковойта, Утенуса, Гедруса, и тех пятерых вышеперечисленных сыновей Ромунта, которых оный Летописец положил [сыновьями] Трабуса. Это [я] понял потом, со временем, в течение которого остроты людские множились, но [я] стерпел [шутки] остряков ради выяснения правды о литовской истории, [извлекаемой из] дюжины с лишком Летописцев c превеликими трудностями и временами с не меньшими издержками.



Комментарии

1. Mindoph, Mendolph, Mendog, Mindagos. Миндоф и Миндагос встречаются только у одного Стрыйковского, поэтому в заголовке мы решились «подправить» их на Миндов и Миндаугос (Миндаугас), так как такие транскрипции в переводах источников попадаются нередко. Кстати, и сам Стрыйковский всего несколькими строчками ниже так и пишет: Миндаугос и Миндов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука