Полдня Копнов с начальником штаба и начальником снабжения БОБРа занимался подбором в отделения, взводы и роты работников штаба, политотдела, особого отдела, трибунала, прокуратуры, хозяйственных и вспомогательных служб. Новоиспеченные подразделения тут же отправлялись на позиции и с ходу вводились в бой. В тылу, оставались только раненые.
Копнов поехал в 3-й пулеметный батальон 79-го стрелкового полка, занимавший оборону на правом фланге, возле самого Рижского залива. Туда как раз направлялся и взвод артистов. Перед боем Копнов намеревался поговорить с актерами, приободрить их, ведь они будут находиться в непривычной для себя обстановке: под разрывами вражеских мин и осколочных бомб. Копнов завернул на 315-ю башенную батарею, забрал газеты и приказал шоферу ехать к пулеметчикам.
Взвод артистов уже прибыл на позиции. Вышедший из машины Копнов застал командира батальона капитана Захарченко за беседой с актерами.
— Я думал, балтийцы к нам с концертиком пожаловали, а они — на пополнение, — сказал он начальнику политотдела БОБРа.
Копнов достал из машины пачку газет и передал комбату. Шофер извлек свежий хлеб и консервы:
— Налетай, братва!
Захарченко развернул газету.
— Пока вы читаете, я побеседую с актерским взводом, — сказал ему Копнов. Он попросил актеров собраться у полуразрушенного сарая. Не успели они разместиться на развалившихся бревнах, как послышался звонкий голос:
— Немцы в атаку пошли!
— Какая по счету-то? — поинтересовался кто-то из бойцов.
— У нас счетовода при пульбате нету…
Подошел Захарченко:
— Нас слишком мало, чтобы выдержать атаку немцев. Поэтому идем в контратаку!
Артисты заволновались, недоуменно глядя на комбата. Не оговорился ли он? При малых силах, наоборот, отбиваться нужно, а он хочет контратаковать.
— От вас требуется для начала одно: погромче кричать «ура!», — как ни в чем не бывало продолжал Захарченко. — Голоса у вас поставлены хорошо. Немец, он ужас как боится нашего «ура!».
Дерзкая по замыслу контратака пулеметного батальона проходила у Копнова на глазах. Когда шедшие во весь рост гитлеровцы приблизились почти вплотную к окопам, Захарченко выскочил из-за бруствера с винтовкой в руке и призывно крикнул:
— Вперед, друзья! Ура-а!
Уже привычные к контратакам пулеметчики стремглав поднялись за своим командиром. Могучее, раскатистое «ура!» заглушило автоматную стрельбу. Копнов пытался наблюдать за актерским взводом, но уследить за ним было невозможно. Актеры вместе с пулеметчиками бежали на дрогнувшие цепи гитлеровцев и, помня наказ комбата, во весь голос беспрерывно кричали «ура!».
Немцы спешно отошли. Пулеметчики не собирались их преследовать, они быстро вернулись на свои позиции.
— Молодцы, артисты! — похвалил раскрасневшийся Захарченко. — Первый раз в бою, а дрались как орлы!
Подошел военфельдшер батальона и доложил о потерях. Девять человек убито и пятнадцать тяжело ранено. Легкие ранения не в счет. Среди убитых оказался один артист.
Захарченко посмотрел на начальника политотдела БОБРа, ожидая услышать от него упрек за актеров, с ходу введенных в бой. Но Копнов угрюмо молчал.
— Хорошие вояки немцы, ничего не скажешь, — произнес Захарченко. — Одного лишь не выносят — рукопашной. Вот мы и пользуемся их ахиллесовой пятой…
— И впредь пользуйтесь, комбат, — согласился Копнов.
От пулеметчиков он поехал по узкому полуострову на левый фланг обороны гарнизона — к берегу Балтийского моря. И где бы он ни появлялся, всюду шли упорные бои. Казалось чудом, что измотанные беспрерывными боями, предельно уставшие моонзундцы все еще сдерживают натиск в десятки раз превосходящего врага.
Первая батарея 76-миллиметровых орудий лейтенанта Некрасова отошла на новую огневую позицию.
— Эта позиция последняя, — предупредил командир батареи. — Дальше отступать нам некуда. За нами — море. Приказываю стоять насмерть!..
Валившиеся с ног от усталости артиллеристы установили орудия и принялись рыть ровики в каменистом грунте.
— К бою! — последовала команда командира батареи.
Командир 4-го орудия сержант Зорин охрипшим голосом подал команду «Огонь!», и ствол выдохнул желтое пламя. Стреляли долго, отбивая атаки гитлеровцев. На огневой позиции стоял грохот, поднимались клубы едкой пыли. В воздухе летали пожелтевшие листья и жухлая трава. Лафет орудия при каждом выстреле все глубже и глубже уходил в землю, ствол раскалялся. Лица артиллеристов почернели от дыма и пыли, глаза воспалились от гари, губы потрескались.
В ответ гитлеровцы обрушили на 1-ю батарею огонь сразу нескольких минометных батарей. Мины накрыли частично третье орудие и полностью четвертое. Увидев точный пристрелочный «крест» немцев, Зорин прекратил огонь и скомандовал:
— В ровики!