От 5 до 6 слушал я древнюю историю у Дункера, экстраординарного профессора, сына парижского книгопродавца, моего знакомого (я закупил у него теперь книг рублей на 150). Дункер читал: о происхождении демокрации в Афинах, кажется, более по Беку (Бек, берлинский знаменитый археолог). Он разбирал внутреннее устройство Афинской республики ясно и удовлетворительно. У Дункера мало слушателей; но он еще только в начале своего академического поприща, и сам 27 лет: только в Германии можно в сем возрасте быть глубоким ученым и истинным профессором. Вообще университет в Галле, как и все университеты в Германии, теперь не так богат студентами, как прежде, когда число их простиралось до 2000. Ныне только около 800; но Гезениус, Толук, Мюллер, Эрдман поддерживают еще древнюю славу его; гальские ученые ведомости еще читаются в ученой Европе; но всего более - по крайней мере для меня - процветает Галле рассадником благочестия и христианского милосердия, насажденным бессмертным Франком: сиротским училищем, школою для миссионеров и библейскою типографиею, рассылающею слово божие во все концы вселенной. Я уже описывал прежде сии заведения, возрожденные лептою Франка и его сподвижников; ветви сего древа внутреннего благочестия расширились и покрыли плодами своими не одну Европу, но и сидевших в сени смертней. Вера в провидение возрастила сие древо, сие зерно горчишно, Франком брошенное в землю. Я поклонился еще раз его памятнику, окруженному рядом огромных зданий, в коих помещаются школы, типография, книжная лавка и многие другие институты. Нимейер, сын знаменитого педагога, хотя и неолога, последовал отцу в устроении франковских заведений. Лучшею чертою в жизни короля Фридриха Вильгельма III есть постоянство, с коим он, в самое критическое время своего царствования, благодетельствовал франковским заведениям; когда Наполеон громил его государство и оно распадалось на части, король не ослабел в щедротах своих к сиротам и к школе Франка (богу поручил их первоначальный установитель, а "в семействе бога нет сирот", сказал наш Жуковский), и Фридрих Вильгельм пребыл отцом их в годину искушения - на верху славы и счастия, после Иенайской битвы и в стенах Парижа. Его называют вторым основателем сих заведений, вторым Франком (король гордился быть первым после нищего). В конце XVIII столетия доходы уменьшились до того, что уже помышляли ограничить школы, уменьшить число воспитанников. Уже, когда в 1799 году Фридрих Вильгельм III оживил их своим присутствием и щедротами, он прибавил 4 тысячи талеров ежегодно в пользу педагогического института и сиротского дома. В 1806 году (в какую страшную годину для Пруссии!) король ознаменовал столетнюю благодетельную деятельность сего рассадника просвещения и благочестия новыми дарами, хотя ему представляли уже об ограничении средств, коими он существовал. Вместо сего Фридрих Вильгельм III обеспечил содержание сих заведений и на будущее время указом, подписанным в Потсдаме 26/14 апреля 1806 года. Иенайское побоище и политический хаос, в которое Германию погрузили Наполеоновы победы, ненадолго приостановили благодетельное влияние королевской попечительности о сиротах Франка. Уже из Шомона 2 мая/20 апреля 1814 года, следовательно, прежде совершенного торжества и прежде совершенного возрождения Пруссии и восстановления порядка в финансах и в источниках государственных доходов, король отвечал директорам франковского института, обещая им вспоможение, и послал им из своих собственных доходов 1000 червонцев. Впоследствии дары и привилегии умножились, и в 1829 году, на самом месте, где процветает дело Франка, воздвигнут ему памятник. Колоссальная статуя его, у подножия коей с благодарным благоговением взирает на него Сирота (в слепках во всей Европе известный), стоит посреди зданий, воздвигнутых Франком при жизни его на суммы, им собранные. Здесь приличнее бы увековечить память его одною надписью, посвященною британскому зодчему Врену, "Si monumentum quaeris - circumspice!" или сказать, как Державин Бецкому: "И камни здесь твой труд гласят!". Но сколь живые монументы (краснейшие памятников сих!) говорят о Франке (как о нашем Бецком: дома воспитания): сироты, _живые и мертвые_ благовестники, т. е. миссионеры и библии! Я прошелся по длинному двору, разделяющему два ряда зданий, где прогуливались ученики и сиротки; вместе с ними еще раз подошел к памятнику с молитвою в сердце, которую, казалось, и они разделяли. Это сердечное умиление пред их благотворителем нас как-то сблизило в сию минуту: они понимали меня, я угадывал их сердце; мы простились как единомышленники. Жизнь и подвиги Франка - вот мое любимое бессмертие! вот моя любимая слава, на земле непроходящая и в небе дозревающая!