Снова бормотание.
Денна раздраженно вздохнула.
– Ну ладно. Твой отец – конюший, верно? Так вот, подумай о разных лошадях, которыми владеет барон: битюги, рысаки, охотничьи…
Взбудораженное бормотание.
– Вот именно, – сказала Денна. – Так вот, если бы тебе пришлось выбирать, какой лошадью быть, что бы ты выбрала? Битюг трудится до упаду, но что ему с того? Ему ли достается лучшее стойло, лучшая еда?
Бормотание.
– Верно. Все достается красивым породистым лошадкам. Их и гладят, и холят, и лелеют, и работать им приходится лишь по праздникам или когда кто-нибудь отправится на охоту.
Денна продолжала:
– Так вот, если собираешься быть шлюхой, за это следует браться с умом. Не надо быть портовой девкой, надо быть герцогиней! Надо, чтобы мужчины за тобой ухаживали. Присылали тебе подарки.
Бормотание.
– Да-да, именно подарки! Если они платят, они сразу начинают считать, будто ты – их собственность. Видишь, как сегодня все обернулось. То есть ты, конечно, можешь сохранить этот свой говорок и корсаж с низким вырезом, чтобы матросня лапала тебя за полпенни. А можно научиться держать себя как следует, сделать прическу и начать ублажать джентльменов. Если ты интересная, хорошенькая и умеешь слушать, мужчины начнут искать твоего общества. Им захочется не просто завалить тебя в кровать – им захочется потанцевать с тобой. И тут уже ты можешь сама распоряжаться собой. Герцогиню никто не заставит платить за комнату вперед. Герцогиню никто не зажмет в проулке на бочонке и не вышибет ей зубы после того, как натешился вдоволь.
Бормотание.
– Нет, – угрюмо ответила Денна. Послышался звон монет, ссыпаемых в кошелек. – Не надо себе врать. Даже самая породистая лошадь – все равно лошадь. А это значит, что рано или поздно тебя оседлают.
Вопросительное бормотание.
– Тогда уходи, – ответила Денна. – Если они требуют больше, чем ты готова дать, это единственный выход. Уходи прямо среди ночи, тихо и быстро. Но если ты ушла, значит, ты сожгла за собой мосты. Это цена, которую ты платишь.
Неуверенное бормотание.
– Этого я тебе сказать не могу, – ответила Денна. – Тебе самой придется решать, чего ты хочешь. Хочешь вернуться домой? Вот цена. Хочешь сама распоряжаться своей жизнью? Вот цена. Хочешь быть вольна отвечать «нет»? Вот цена. Цена есть всегда.
Раздался скрип отодвигаемого стула, и я прижался к стенке, услышав, что они встали.
– Это всякий должен решать сам, – говорила Денна. Ее голос постепенно удалялся. – Чего тебе хочется больше всего? Чего тебе хочется так сильно, что ты готова заплатить что угодно, лишь бы это получить?
Они ушли, а я еще долго сидел за столом. Вино не шло мне в глотку.
Глава 73
Кровь и чернила
Теккам в «Теофании» называет тайны «мучительными сокровищами души». Он объясняет, что люди обычно неверно представляют себе, что такое тайны. К примеру, таинства и тайны – совсем не одно и то же. И ни таинства, ни тайны не имеют никакого отношения к малоизвестным фактам или забытым истинам. «Тайна же, – пишет Теккам, – есть подлинное знание, преднамеренно сокрытое».
Философы веками обсасывали это определение. Они обсудили все его недостатки с точки зрения логики, все его пробелы, все исключения. Однако за все это время лучшего определения они так и не нашли. Пожалуй, это говорит нам куда больше, чем все их рассуждения вместе взятые.
В одной из следующих глав, куда менее известной и не вызвавшей такого количества споров, Теккам уточняет, что тайны бывают двух видов. Существуют тайны уст и тайны сердца.
Большинство тайн суть тайны уст. Слухи, сплетни, мелкие скандалы, сообщаемые шепотом на ухо. Эти тайны жаждут быть разглашенными. Тайна уст подобна камушку в башмаке. Поначалу его почти не замечаешь. Потом он начинает раздражать и под конец делается невыносим. Тайны уст становятся тем больше, чем дольше их хранишь, разбухают и давят изнутри на губы. Они рвутся на волю.
Тайны сердца – дело иное. Это личные, болезненные тайны, и мы больше всего на свете стремимся сокрыть их от мира. Они не разбухают во рту, не просятся наружу. Они обитают в сердце, и чем дольше их хранишь, тем тяжелее они давят.
Теккам утверждает, будто лучше иметь полный рот яда, нежели тайну сердца. Любой глупец, говорит он, способен выплюнуть яд, эти же мучительные сокровища мы заботливо бережем. Мы ежедневно давимся ими, загоняя их все глубже. И там они лежат, тяжелея и воспаляясь. Если дать им достаточно времени, они непременно раздавят сердце, в котором хранятся.
Современные философы смеются над Теккамом, однако они не более чем стервятники, обдирающие остов великана. Что ни говори, а Теккам понимал, как устроен мир.