Хроника взятия Сеуты (ДП)

И после того, как она получила свое причастие, то была помазана, и показала, что ощущала [боль] в одной ноге ниже колена (amostrou que se sentia de uma perna afundo do joelho); и врачи, обследовав ее столь порядочным образом, как то подобало, нашли, что у нее был кабрункул (cabrunculo) [карбункул], про каковой хорошо было известно, что то было новое образование, поскольку до того они не обнаружили у нее иную [причину] боли, кроме как одну опухоль (levacao). И хотя они чувствовали, что ни с каким средством уже не обрести ей здоровья, они приказали, все же, дабы ей вскрыли тот кабрункул, сказав затем, что по заключению врачебной науки (fisica) она не сможет прожить долее, нежели до следующего дня, каковой был четвергом; в каковой [день] оная сеньора приказала призвать клириков и велела им начать заупокойную службу. И она, во всем своем разумении, слушала оную службу таким образом, что когда кто-нибудь из них ошибался, она его поправляла; и когда закончилась последняя молитва, она привела в должный порядок все свое тело и члены (nembros), и воздела очи свои к небу, и, безо всякой тяготы и горечи, вручила душу свою в руки Того, Кто ее создал, и показалась на устах ее тень улыбки, как у того, кто презирал (fazia escarnho) жизнь в сем мире; ибо так должно быть, по заключению некоторых ученых, чтобы человек, дабы жить по справедливости, приходил бы в сей мир с плачем и покидал бы его смеясь.

Инфанты держали свой совет относительно погребения Королевы и, поскольку время стояло жаркое, так как солнце пребывало в двух градусах знака Льва, постановили, чтобы ее погребли ночью, самым потаенным образом, каким только было возможно; и на следующий день поутру была отслужена по ней служба согласно тому, что подобало пышности похорон такой сеньоры; мне, однако же, думается, что не столь велика была она [служба] в сем мире, как та, что была отслужена по ней в [мире] ином.

Инфанты на ту ночь облачились в траур (foram em aquela noute vestidos de burel) [261], и также все прочие, почти по большей части, ибо все добрые [люди] королевства [знать] собрались вместе в том городе, и не было там никого из тех, кто имел собственный свой герб, кто не возымел бы сожаления о ней [Королеве], ибо воистину теряли они в ней весьма великую поддержку для всех своих почестей и приумножений, согласно тому, что вы уже слышали; ибо даже смертный час не заставил ее позабыть препоручить все сословия (estados) королевства своим сыновьям, как ту, что обо всех них [сословиях] имела особую заботу.

Поистине, говорит автор, мы могли бы высказать здесь множество суждений относительно великого траура, что был справлен по сей сеньоре, каковые, как нам кажется, должны быть опущены, учитывая, что приведение их не прибавляет почести великим добродетелям той сеньоры, о чьей кончине мы написали, поскольку все мы воистину ведаем, что в день, когда вошли мы в сию настоящую жизнь, по определенному закону мы суть присуждаемы к смерти, ибо жизнь наша есть не что иное, как перемещение (traladacao), что свершаем мы от [материнской] утробы ко гробу, согласно сказанному Иовом [262].

И поскольку чрез жизнь нашу нам являют в сем мире два пути, ss. [scilicet, «а именно»], один — добродетели, а другой — наслаждения (deleitacao), как те, что, по измышлению поэтов, Геркулес [263] встретил в пустыне, и путь наслаждения есть тот, что ведет нас прямиком в ад и [обрекает на] смерть тех, кто сим путем следует, мы должны оплакивать вечное их наказание (perpetua danacao). Но с кончиною тех, кто шел путем добродетели, мы должны радоваться в той же мере, в какой [посмертное] блаженство их принадлежит нам в силу естественного родства (natural divedo) либо уз дружбы. И посему говорил Овидий-поэт (Ouvidio poeta) [264]: «Да не почтит никто меня слезами, и да не придет на мои похороны с плачем, поскольку с основанием не подобает оплакивать смерть, что ведет меня к жизни вечной». И Ксенофонт [265] повествует, как Кир старший [266], находясь при смерти, говорил: «О мои весьма любимые сыновья, да не подумается вам, что, после того как я вас покину, я вернусь в виде какой-либо вещи или пребуду в каком-либо месте, поскольку верно есть то, что, когда я разговаривал с вами, вы не могли зреть мою душу; но уразумейте, что она жила в сем теле чрез дела, что, как вы зрели, я свершал. Так что верьте, что та же самая душа останется со мною навсегда после моей смерти, каковая тогда начнет жить совершенным образом; и посему не пожелайте оплакать меня с болью» [267].

Кто-нибудь, однако, мог бы сказать чрез авторитет знатока: «Кто из людей может знать сей верный путь? Ибо написано есть, что никто не ведает, заслуживает ли он ненависти или любви в присутствии нашего Господа». На что я прямым образом могу ответить, что столькою ученостью наполнил Бог разумение (cumpriu Deus o entendimento) людей, что с легкостью могут распознать они чрез дела каждого, по какому из сих двух путей свершает он свое путешествие.