Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга 2

Он смеется с Клэри, танцует с Клэри, обедает с Клэри, бежит по улицам Бруклина с Клэри, они оба еще дети, они вместе, они две половинки одного целого, они держатся за руки, крепко сжимают кулаки и клянутся никогда не отпускать друг друга.

Он холоден и неподвижен, жизнь утекает из него, он пдо землей, в темноте, он руками прокладывает себе путь к свету, ногти ломаются от грязи, рот полон земли, глаза забиты землей, он напрягает все силы, вытаскивает себя к небу, а когда, наконец, достигает цели, открывает рот, но не делает ни единого вдоха, потому что больше ему не надо дышать. Ему надо только есть. И он невыразимо голоден.

Он вонзает клыки в шею ангельского ребенка и пьет свет.

Он получает метку, и метка горит огнем.

Он поднимает лицо, чтобы встретить взгляд ангела; ярость ангельского огня заживо сдирает с него кожу, и все же он, обескровленный, еще жив.

Он в клетке.

Он в аду.

Он склонился над изломанным телом прекрасной девушки; он молится всем богам, которые его только слышат, он умоляет оставить ей жить, предлагает сделать что угодно, лишь бы она осталась жива.

Он отдает самое ценное, что только у него есть, и делает это с огромным желанием – лишь бы выжили его друзья.

Он снова с Изабель, всегда с Изабель, священное пламя любви охватывает их обоих, и это больно, это невыносимая радость, его вены горят от ангельской крови, и он – тот самый Саймон, которым был когда-то, и тот Саймон, которым он потом стал, и тот Саймон, которым он теперь будет, он вытерпит, и родится заново, он – кровь от крови, плоть от плоти и искра от искры божьей.

Он – нефилим.

Саймон не видел вспышки света, которую ожидал увидеть. Его захлестнул только водопад воспоминаний, приливная волна, которая угрожала похоронить его под собой, под тем прошлым, что она несла в себе. Перед глазами не просто прошла жизнь – это была вечность, все версии его самого, которые когда-либо существовали и могли бы возникнуть. А потом все закончилось. Разум Саймона успокоился. Душа затихла. И вернулись воспоминания – та часть его самого, которую он боялся потерять навсегда.

Он потратил два года на тщетные попытки убедить себя, что если он никогда ничего не вспомнит, все равно все будет в порядке. Что он сможет жить с жалкими ошметками в памяти вместо полноценных воспоминаний, что сможет положиться на рассказы других о том, кем он был раньше. Но это было неправильно. Зияющая дыра в памяти – как ампутированная рука или нога: можно научить компенсировать недостаток, но никогда не перестанешь ощущать отсутствие конечности или фантомную боль.

А теперь он наконец-то снова здоров и цел.

И даже больше. Саймон понял это, когда услышал гордые слова консула:

– Теперь ты нефилим. Нарекаю тебя Саймоном Шэдоухантером, из рода Джонатана Шэдоухантера, первого нефилима.

Это было временное имя, которое давали всем новообращенным нефилимам до тех пор, пока они не выберут себе новое. Еще несколько мгновений назад произошедшее казалось Саймону немыслимым; сейчас он просто чувствовал, что это правда. Он остался тем же, кем был всегда… до сих пор. Но он больше не Саймон Льюис. Он совершенно новый человек.

– Поднимись.

Саймон чувствовал… он даже не знал, что именно чувствует; однозначно понятным было только ошеломление. А еще – переполнявшая его радость, замешательство и то, что ощущалось как мерцающие вспышки света, с каждой секундой становившиеся все более яркими.

Саймон чувствовал себя сильным.

И готовым на все.

Мышцы на животе, конечно, в шесть кубиков от этого не превратились, но такое, наверное, не под силу даже волшебному кубку.

Консул откашлялась и повторила:

– Поднимись. – Она понизила голос до шепота: – Это значит, что тебе нужно встать и уступить место следующему.

Уходя с возвышения и давая дорогу следующему, Саймон все еще пытался стряхнуть с себя радостное ошеломление. Следующим был Джордж, и, проходя мимо, они украдкой дали друг дружке «пять».