— Сбежать не удастся, — промолвил я. Я уже подумывал о том, чтобы отчаянно прорываться на север, но за северной седловиной ждали саксы, и нам пришлось бы пробиваться вверх по откосу прямо на их копья. Шанс у нас невелик, куда вероятнее, что на седловине мы окажемся зажаты между двумя армиями, занявшими на склонах позицию несравненно более выигрышную. — Придется разбить их прямо здесь, — объявил я с деланной бодростью, про себя зная: разбить их нам вообще не под силу. Я мог бы справиться с четырьмя сотнями, может, даже с шестью, но не с тысячей воинов, что ныне готовились к атаке у подножия склона.
— Будь у нас друид… — вздохнул Исса, и фраза повисла в воздухе.
Я отлично понимал, что его гнетет: негоже идти в битву без молитв. Христиане нашего отряда молились, простирая руки: подражали своему Богу в смерти; эти загодя заверили меня, что в посредничестве священника не нуждаются. А вот мы, язычники, предпочли бы, чтобы перед битвой на врагов градом обрушились друидические проклятия. Но друида у нас не было, а отсутствие друида не только лишало нас магической поддержки, но и наводило на мысль, что отныне и впредь нам придется сражаться без помощи наших богов, ибо боги в негодовании покинули нас после святотатства на Май Дуне.
Я призвал Пирлига и приказал ему проклясть врагов. Он побледнел как полотно.
— Но, господин, я же бард, а не друид, — запротестовал он.
— Ты же прошел друидическое обучение — хотя бы самое начало?
— Как и все барды, господин, но в таинствах меня не наставляли.
— Саксам про то неведомо, — отрезал я. — Ступай вниз по холму, попрыгай на одной ноге и прокляни их вонючие души великим проклятием, пусть полетят вверх тормашками прямо в навозные кучи Аннуина!
Пирлиг расстарался как мог, хотя с равновесием у него было неважно, и, как мне показалось, в проклятиях его звучало больше страха, чем исступленной злобы. Завидев Пирлига, саксы выслали шестерых своих колдунов с ответным ударом. Голые колдуны с вплетенными в волосы амулетами — нечесаные космы, вымазанные навозом, торчали во все стороны нелепыми шипами — вскарабкались на склон и принялись плеваться в Пирлига и клясть его на все лады, а тот, едва заметив их приближение, опасливо попятился назад. Один из чародеев, размахивая человечьей бедренной костью, погнал беднягу Пирлига вверх по склону и, радуясь явному ужасу нашего барда, задергался всем телом в непристойной позе. Вражеские колдуны подбирались все ближе, их визгливые голоса перекрывали глухой барабанный рокот в долине. Гвиневера подошла ко мне и встала рядом.
— Что они говорят?
— Они творят заклинания, госпожа, — объяснил я. — Молят своих богов вселить в нас страх, дабы ноги наши обратились в воду. — Я послушал еще. — Просят, чтобы глаза наши ослепли, копья сломались, а мечи затупились. — Колдун с бедренной костью в руке завидел Гвиневеру, повернулся к ней и изрыгнул оскорбительный поток непристойностей.
— А что он теперь говорит? — не отступалась Гвиневера.
— Лучше тебе не знать, госпожа.
— А я хочу, Дерфель, хочу знать, и все тут.
— А я не скажу.
Гвиневера расхохоталась. Колдун был уже в каких-нибудь тридцати шагах от нас: он дернулся, наставил на нее покрытый татуировкой уд, затряс головой, закатил глаза, завопил, что она-де — ведьма проклятая, посулил, что чрево ее пересохнет и покроется струпьями, а груди нальются горькой желчью. Тут у самого моего уха раздался резкий, звенящий звук, и колдун разом умолк. Глотку ему заткнула стрела: острие аккуратно прошило шею и загривок, а оперенное древко застряло под подбородком. Чародей вылупился на Гвиневеру, забулькал, выронил кость. Схватился за стрелу, по-прежнему не сводя с Гвиневеры глаз, по телу его прошла крупная дрожь — и он рухнул наземь.
— Убивать вражеских колдунов считается дурной приметой, — мягко пожурил я.
— Только не теперь, — мстительно прошипела Гвиневера. — Только не теперь. — Она достала из колчана новую стрелу и вложила ее в тетиву, но остальные пятеро колдунов, памятуя, что за участь постигла их собрата, уже удирали вприпрыжку вниз по склону, за пределы досягаемости. И протестующе вопили на бегу, возмущаясь нашим вероломством. Причем в кои-то веки были правы: я опасался, что из-за гибели мага нападающие преисполнятся холодной ярости. Гвиневера убрала стрелу обратно в колчан.
— А что произойдет теперь? — спросила она.